— Друзья, — подтвердил Алеша спокойно.

 

Врач пытливо и внимательно разглядывала нас. Разговаривали мы в вестибюле больницы.

 

— Что у него, собственно? — спросил я, отнюдь не питая к этому подонку нежных чувств.

 

— Давайте сядем и поговорим, — предложила врач и завела нас в какую-то приемную, пустую в этот час.

 

— У больного Виталия Сикорского сильнейший стресс, юношеская гипертония, неврастения. Он потрясен гибелью товарищей, но главное, у него непереносимый страх перед жизнью вообще, и это, по-моему, накапливалось у него давно. Я осторожно расспросила его о прошлом. Он единственный сын военного. Отец держал его в строгости, мать необузданно баловала. Родители — оба — погибли в автомобильной катастрофе. Виталий тогда учился на третьем курсе факультета вычислительной математики и кибернетики. Но после смерти отца, который заставлял его заниматься, мальчика отчислили за неуспеваемость.

 

Врач вздохнула.

 

— Как я понимаю, решающим обстоятельством послужило то, что инфантильный, слабовольный юноша оказался хозяином отдельной квартиры. Он поменял родительские четыре комнаты на однокомнатную (видимо, с доплатой). Все, кому не лень, шли к нему с бутылкой. Собирались компаниями. Ни на одной работе он дольше испытательного срока не удерживался. Жил на то, что продавал отцовы вещи, мебель, книги… Кончилось плачевно: видимо, его выселили из Москвы. Не узнала, был ли он выслан или сам забрался в наши края. И что именно он здесь пережил? Молчит об этом, только трясется. О погибших товарищах без ужаса не может вспоминать. Он их боялся, но не хватало воли уйти. Как я понимаю, вы его случайные попутчики?.. В больнице он чувствует себя хорошо. При одной мысли о выписке у него поднимается давление. Трудный больной. Даже не знаю, как его спасать… Вы помягче с ним… Кстати, у него сегодня день рождения. Всего доброго.

 

Врач ушла, а мы, надев белые халаты, стали искать Виталика.

 

Он лежал довольный, успокоенный (пока не выписывают, а докторша жалеет по-матерински) и читал. Нам не очень-то обрадовался, скорее, испугался. Смотрел настороженно. Мы передали ему яблоки, конфеты, банку меда (взяли по пути в магазине) и присели возле кровати на табуретки.

 

— Как себя чувствуешь? — спросил Женя. Виталий страдальчески скривился.

 

— Плохо. Не знаю, что буду делать, когда выйду из больницы. Пропал я!.. Из милиции приходили… Спасибо докторше… пока не пустила ко мне.

 

Я поздравил его с днем рождения.

 

— Есть с чем поздравлять, — остановил он меня. — И почему я не погиб вместе с родителями!

 

— Ну, зачем же так! — укоризненно попенял ему Алеша.

 

— Жить не хочется, — уныло пояснил Виталий. — Отвращение к жизни у меня. Тэдиум витэ по-латыни.

 

— Может, работать не хочется? — добродушно предположил Женя.

 

— Да нет, отчего же… смотря какая работа.

 

— Профессия у тебя есть?

 

— Нет никакой профессии.

 

— Но что-то умеешь делать?

 

— Ничего не умею.

 

— У отца была машина?

 

— Была, конечно.

 

— И не научился ее водить?

 

— Это я умею.