Он остановился, мягко придерживая пальцами мое запястье.

— Это лишь побочный эффект, часть соблазна. Пройдет.

— А ты не хочешь объяснить мне, что происходит?

Я должна была бы разозлиться, но злость не приходила. Это очень странно: ожидать приступа гнева и быть при этом такой отстраненной, словно у меня отключился сам рефлекс раздражения. Ветерок ерошил мне волосы, касался одежды, вился вокруг меня.

— Смотри и жди, — сказал он, но мое запястье отпустил. Его пальцы скользнули вниз и переплелись с моими. — Пошли.

Глава 34

Внутри храм заливал мягкий свет свечей. Все лишние внутренние перегородки были удалены, хоры представляли собой открытое пространство, лестницы на колокольню не было. Каменный пол за столетия был отполирован до блеска ногами верующих. На нем выделялась дорожка, шедшая через центр помещения к алтарю, а там, где стояли церковные скамьи, чередовались ряды темных полос. Близ кафедры в канделябрах различной формы горели высокие и толстые, как колонны, белые свечи, застилавшие все видимые поверхности покровом мягкого золотистого света. Потом я услышала низкое жужжание, и нечто мягкое опустилось на пол.

Я сказала «нечто», ибо оно было бесполым. Люцифер обладал особым типом андрогинной красоты, окрашенной абсолютной мужественностью, а это существо не обладало режущей, как бритва, золотой безупречностью дьявола. Худые обнаженные плечи, бледная кожа, платиновые волосы, бесцветные брови, разлетающиеся, как крылья. Одежда состояла из длинного белого шелкового жилета и просторных штанов, из которых выглядывали красивой формы босые белые ноги. Глаза были как будто выцветшие, но светились голубизной, как зимнее небо в некоторых областях Пучкинской Руси, когда в морозные солнечные дни свистящий над вечной мерзлотой студеный ветер пронизывает насквозь даже самый теплый синтетический мех. Это голубизна бездонна, но холодна, цвет тает, но кажется безграничным, он все втягивает в себя, растворяя в своем потустороннем бессмертном свечении. А лицо, на котором сияли такие глаза, могло затмить красотой любую генетически усовершенствованную звезду головидео. Оно являло собой подлинное чудо безупречной пластической формы.

Джафримель остановился. Я хотела оглядеться, на всякий случай изучить обстановку, но существо смотрело на меня. По крыльям пробежала рябь.

Я сказала про его крылья? Они вздымались над ним, хотя сам он был на голову выше Джафримеля: безупречно белые, оперенные, широкие, как у грифа. Когда босые ступни существа бесшумно коснулись камня, он расправил их во всю ширь. Сухой запах перьев смешивался с другим, более глубоким и сладким: ветерок неведомо откуда приносил целовавший мне лицо аромат свежевыпеченного хлеба. Я сознавала, что вид у меня изумленный, как у школьницы, впервые прибывшей в Академию, но ничего не могла с собой поделать.

Существо изучило нас обоих и заговорило, наполнив воздух сладчайшими звуками. Голос, подобно мелодичным колокольчикам, ласкал слух и излечивал от болезней, о которых я даже и не догадывалась. Значение слов возникало прямо в голове, минуя уши, как будто говоривший был телепатом пятого класса.

— Приветствую тебя, Аварик а'нанкимель. И тебя, нареченная.

— Приветствую тебя, Ангеликос кос Рафелос, — ответил Джафримель по-мерикански, возможно, ради меня.

Глаза крылатого существа не отрывались от моего лица. На боку этого создания я приметила рукоять длинной тонкой шпаги и невольно подивилась: кому могло прийти в голову сражаться с подобным чудом? При своем немалом росте крылатый красавец выглядел худым и хрупким.

— Надеюсь, твои крылья не ослабели.

— Пока нет.