Человек взял снимок в руку и несколько секунд молча изучал его содержание. Затем он так же молча отбросил его в сторону и поднял на Андрея побелевшие от сдерживаемой боли глаза.

— Что ж... может быть... вы... и выиграли... а может... все станет... еще хуже... но... все равно... вам не вернуться... назад... прощайте... — Здоровая рука резко опустилась к незамеченному Андреем второму пульту на левом подлокотнике, однако сделать что-либо он все равно не успел. Творение местных военных инженеров в последний раз отрывисто шлепнуло и ограненная вольфрамовая стрела, едва успев набрать положенную скорость, вошла ему точно в середину груди.

Тело добровольно отказавшегося от собственной духовности человека коротко вздрогнуло и с каким-то отвратительным хрустом обмякло в залитом кровью кресле, отпуская душу, в существование которой человек никогда не верил, на Суд к Тому, в существование Кого он верил еще меньше...

О том, какой род войск современной армии наиболее важен для сохранения спокойствия Отчизны, можно спорить бесконечно. Летчики и зенитчики ПВО расскажут о сбитых самолетах-нарушителях и системах противоракетной защиты. Пограничники напомнят о закрытых на надежный, хоть так никем и не виданный замок сухопутных границах. Моряки береговой охраны слово в слово повторят их слова применительно к своей родной стихии, и только ракетчики РВСН многозначительно промолчат. Потому что только им, ракетчикам РВСН, доподлинно известно, кто на самом деле охраняет покой страны и, как ни дико это звучит, мир во всем мире.

И это, увы, не только красивая аллегория. Если, не дай бог, поступит приказ, отъедет в сторону 350-тонная крышка шахты, и прозвучат страшные слова «внимание... есть шифр... ключ... ПУСК!», охранять больше уже будет нечего. Победителя в такой войне не может быть по определению.

Впрочем, именно ракетчиком заместитель начальника отдела ПО подполковник Александр Дворцов не был. Его профессия, полученная в военной академии РВСН, официально именовалась «инженер-специалист электронных аналоговых устройств» или, если говорить более привычным языком, «программист». Правда, с приставкой «военный».

А сам отдел занимался в основном разработкой и поддержкой программного обеспечения для всего многочисленного «стартового» хозяйства: шахтных и мобильных ракетных комплексов, установок стендовой диагностики транспортно-пусковых контейнеров, систем электронной защиты и прочее, и прочее, и прочее... но уже совершенно секретное.

Служба Александру нравилась — как и ощущение причастности к столь важной военной отрасли, — только немного напрягал режим строжайшей секретности и «невыездной», без сроков давности, статус. Зато были и кое-какие льготы, и неплохая зарплата, и быстрый карьерный рост — подполковника он получил почти на пять лет раньше многих своих сверстников-офицеров, а теперь и до полковника было уже, что называется, рукой подать.

И еще ему очень нравились местные компьютеры. Позволить себе домашнюю машину с таким процессором и совершенно уникальной материнской платой он не смог бы даже с учетом упомянутой выше «неплохой зарплаты». Был в отделе, вопреки бытующему мнению о полной закрытости и автономности подобных подразделений, и выход во всемирную сеть. Правда, пропущенный сквозь мощные программные «фильтры», теоретически способные (и должные) воспрепятствовать любой попытке незаконного вторжения в святая святых.

Тем удивительнее было то, что произошло сегодня ранним утром, когда подполковника неожиданно разбудил дежурный офицер и попросил срочно прийти в отдел. Обсуждать подобные просьбы-приказы Александр не привык: пять утра, два часа ночи, десять вечера — какая разница? Надо — значит надо; тем более что ничего подобного на его памяти еще не случалось, а голос у дежурного был весьма перепуганный и смущенный.