– Если товарищи окажутся настолько не приветливы, что отправят меня в тюрьму, – сказал я когда мы оказались на улице, – завтра с самого утра летите в посольство и добейтесь личной встречи с Оливером Уотерменом. Объясните, какие кары обрушатся на его голову, если он немедленно не отправит это письмо по назначению дипломатической почтой.

 – А я слышал о письме, которое должно было быть доставлено в Москву этой самой дипломатической почтой, но оказалось в Улан-Баторе, – ободрил меня Стивен.

 – Многообещающая возможность.

 – А еще говорят, что здание на Лубянке имеет семь подземных этажей, – не унимался Стивен.

 – Благодарю за ценные сведения.

 – Не ходите, – без обиняков сказал он.

 – Загляните на ленч в гостиницу "Интурист", – ответил я. – Там подают прекрасное мороженое.

 Юрий на скорости завернул за угол. Машину занесло, и он резким движением руля выровнял автомобиль.

 – Юрий, это вы прислали Кропоткину страницу из записной книжки Малкольма? – спросил я.

 Шулицкий уронил пепел с сигареты. Его губа дернулась.

 – Мне кажется, что это ваших рук дело, – продолжал я. – Вы сами сказали, что в Бергли обсуждали с Херриком свои архитектурные проблемы. Если удастся с помощью синих фильтров прочесть зачеркнутые строчки, то, полагаю, мы найдем там заметки насчет строительства?

 Юрий промолчал.

 – Я не стану говорить об этом, – попытался я успокоить архитектора, – но мне самому хотелось бы это знать.

 Последовала очередная привычная для меня пауза.

 – Я думал, что от этой бумаги не будет никакого проку, – ответил Шулицкий после раздумья, словно считал это исчерпывающим объяснением своего поступка.

 – Она мне очень помогла.

 Шулицкий сделал непонятное движение головой. Мне все же показалось, что это был жест удовлетворения. Я сознавал, что он все еще чувствовал себя очень неуверенно из-за того, что ему приходится помогать иностранцу. Интересно, а как бы я сам себя чувствовал, помогая русскому, занимающемуся нескромными поисками, которые вдобавок могут пойти в ущерб моей собственной стране?

 Это сразу же сделало колебания Юрия очень понятными. Он был одним из тех людей, которых я не имел права подвести.

 Даже в этот ранний час дракон у двери был начеку. Квадратная, приземистая и бесстрастная женщина без всякого удовольствия разрешила нам войти.

 Мы сняли пальто и шапки. Как и в любом общественном месте Москвы, добрую половину вестибюля занимали огороженные барьером металлические вешалки. За барьером дежурили гардеробщики. Мы взяли номерки и прошли в просторный зал. Он скорее напоминал площадь для митингов, чем вестибюль клуба.

 Я уже рассмотрел его двумя днями раньше, пока мы шли в ресторан. Желтый паркетный пол, легкие металлические и пластмассовые кресла. Зал был разделен на несколько частей вертикальными стендами, к которым были цветными кнопками прикреплены огромные фотографии архитектурных ансамблей, отпечатанные на матовой бумаге.

 Мы обошли один из заслонов. Там, посреди просторной центральной части зала, стоял низенький журнальный столик с тремя креслами. В одном из них сидел человек. Когда мы приблизились, он встал.

 Это был крепко сложенный холеный мужчина примерно моего роста. Его темные с проседью волосы были коротко подстрижены на затылке. Ему было около пятидесяти лет. Он был одет в строгий костюм, гладко выбрит и выглядел безупречно. С первого взгляда можно было понять, что этот человек обладает большой властью.