|
Фар Дарриг понижал голос с каждым словом, пока оставшиеся репортеры не решились подойти ближе, чтобы расслышать. Я знала, что Дойла не всегда почитали как бога и что он не выпрыгнул к трону королевы Андаис сразу взрослым, будто чертик из табакерки, но я не задавала ему вопросов. Старейшие из сидхе не любят говорить о прошлых днях — днях величия нашего народа. Фар Дарриг резко повернулся и с громким «Ха!» прыгнул на репортеров. Они рванулись прочь, кто-то упал, упавших топтали, в панике убегая подальше от гоблина. Упавшие потом поднялись и тоже припустили прочь. — Применять магию к представителям прессы не очень законно, — напомнила О'Брайан. Фар Дарриг склонил голову набок, как птица, увидевшая червяка. Под его взглядом О'Брайан довольно нервно кашлянула, но моя защита помогла ей сохранить дух. — А вы как заставили бы их убраться, дамочка? — Полицейская О'Брайан, — поправила она. Он ухмыльнулся ей в лицо, и я почувствовала, как она дрогнула — но не отступила. Мысленно я поставила ей лишний балл за храбрость, но подумала, что вряд ли разумно с ее стороны задевать его, после того недвусмысленно сексуального интереса, который он к ней проявил на допросе Паслены. Порой некоторое опасение бывает полезно. Он шагнул вперед, вторгаясь в ее личное пространство, но я встала между ними. — Чего ты добиваешься, Фар Дарриг? Я благодарна тебе за помощь, но ты это не по доброте душевной сделал. Он еще раз ухмыльнулся О'Брайан и с той же ухмылкой повернулся ко мне. На меня это не подействовало. — В моей душе доброты нет, ваше величество, одно только зло. — Так не бывает, — сказала я. Ухмылка выросла до предела — его лицо превратилось в злобную оскаленную маску — из тех, что надевают на Хэллоуин. — Ты слишком молода, чтобы знать, каков я. — Зато я знаю, что такое зло, — возразила я. — Оно не приходит, скалясь картонной маской. Оно приходит в облике тех, кто должен тебя любить и о тебе заботиться, но этого не делает. Зло — это пощечины и оплеухи, это рука, которая держит тебя под водой, пока ты не задохнешься, и все это время ее лицо остается безмятежным — ни злости, ни бешенства, она просто верит, что поступает правильно! За маской злости стало проступать куда более серьезное выражение. Он сказал, внимательно глядя на меня: — Говорят, тебе много довелось вытерпеть от руки твоих родичей-сидхе. Дойл обратился к полицейским: — Вы не могли бы дать нам немного поговорить наедине? Райт и О'Брайан переглянулись, потом Райт пожал плечами: — Нам только надо довести вас до машины. О'кей, мы подождем в сторонке. О'Брайан попыталась возразить, но напарник ее увел. Они продолжили спор на расстоянии, полушепотом. Дойл чуть крепче сжал мне руку, а Холод шагнул ближе. Я поняла их молчаливый совет не выносить сор за крыльцо, но королеву никогда не заботили такие мелочи. — И от рук их друзей тоже, не забудь. Я, например, не забуду, — сказала я Фар Дарригу. Он покосился на Холода с Дойлом и спросил: — Что, они тебя тоже обижали, прежде чем стать твоими любовниками? Я покачала головой: — Нет, я не взяла в любовники ни одного из тех, кто поднимал на меня руку. — Но ты же очистила конюшню Неблагих! Они с тобой все сюда перебрались. Кто там остался, кого ты так крепко помнишь? — Я увела только стражей, а не всех знатных сидхе. — Но стражи и есть знатные сидхе, иначе бы им не доверили охранять королеву или там короля. Я пожала плечами: — Я позвала с собой только своих. |
