— А потом я объявила себя.

— Ты должна гордиться тем, что выполнила свой долг.

— Я горжусь, — неуверенно призналась она.

— Но?

— Теперь мне придется заплатить.

— Лена!

— Надо смотреть на вещи реально.

— Кто знает!

— Это всего лишь вопрос времени, — возразила она, крепко сжимая ожерелье.

«Я жду. Так было написано в тетрадке».

«Где?»

Я не собирался рассказывать ей, но она уже догадалась. Кроме того, я вдруг отчетливо вспомнил недавние события. Лето. Смерть Мэкона. Лена, ставшая мне чужой. Ее побег от меня с Джоном Бридом. А до этого — мама… Она не вернулась вечером домой. Ее туфли стояли там, где она их оставила, ее полотенце не успело высохнуть. Она больше никогда не ляжет на кровать. Подушка сохранит запах ее волос, а на ее имя еще будут приходить письма. Все случилось слишком внезапно. Таким и бывает одиночество от осознания того, что самый важный человек в твоей жизни перестал существовать. В плохие дни кажется, что ее и не было вовсе, а в хорошие — охватывает страх, что, кроме тебя, о ней никто не помнит. Почему наволочка пахнет человеком, который исчез с лица планеты, на которой ты живешь? И что делать, если в один прекрасный день запах пропадет? Как заставить себя убрать подальше эти туфли?

Но я справился. Я видел призрак моей мамы на кладбище Бонавентура. Тогда я действительно поверил, что все не заканчивается смертью и мама не лежит одна-одинешенька в земле. Постепенно я начал отпускать ее. По крайней мере, мне так казалось.

«Итан? Что с тобой?»

Я промолчал.

— Я не допущу, чтобы ты подвергала себя опасности. Никто не допустит, — заявил я.

Правда, я прекрасно понимал, что буду не в состоянии защитить ее, но мое сердце разрывалось при одной мысли о том, что с ней может случиться что-то ужасное.

— Знаю, — соврала она.

Наступила пауза. Лена изо всех сил потянула небо на себя, словно пытаясь оторвать его от солнца. Раздался громкий треск. Неизвестно, откуда взялся этот звук и сколько он продлится, но неожиданно небеса разверзлись, и на нас хлынул дождь. Я ощутил, как стремительно намокает трава и капли воды попадают мне прямо в глаза. Насквозь пропотевшая одежда намокла. Я прижал Лену к себе и обнял ее. А потом целовал, пока не начал задыхаться. Тем временем земля под нами высохла, а синева вновь заполнила все вокруг.

На ужин меня ждало знаменитое фрикасе с цыпленком — коронное блюдо Эммы. Моя порция была размером с тарелку, точнее, с летающую тарелку. Я проткнул кляр вилкой и почувствовал запах шерри — фирменного секретного ингредиента Эммы. Каждое фрикасе в нашем округе имело свою изюминку: сметана, соевый соус, кайенский перец или только что натертый пармезан. Секретный ингредиент и корочка — вот что самое главное. Покажи гэтлинцам пирог, и они готовы убить, лишь бы узнать, что за начинка скрывается внутри.

— О-о-о, знакомый с детства запах! — улыбнулся папа.

Эмма проигнорировала и его слова, и подозрительно хорошее настроение. В университете начался семестр, и отец сидел за столом в выглаженной рубашке, производя впечатление нормального человека. Как будто он не провел целый год взаперти у себя в кабинете. Днем он спал, а по ночам «писал книгу», а именно — изрисовывал страницы бессмысленными каракулями. Он почти не разговаривал и не ел, но все же начал медленно приходить в себя. Может, и на меня запах фрикасе повлияет благотворно, подумал я.

— Как первый день в школе? — осведомился отец с набитым ртом.

— Вполне, — ответил я, разглядывая кусок цыпленка на вилке.