Что будет дальше? Через пару дней начнется людоедство?

Крис шагал по двору, и на его лице было совершенно непривычное выражение – душу мерзким червем точил страх.

Тони сидел, прислонясь спиной к стене, и, казалось, погрузился в свои мысли. О чем он думал? Какая еще спасительная идея могла прийти ему в голову?

Проклятие, они опять тычутся лбом в стену. Идеи испарились, остается только ждать. А чего? Марк больше не верил в чудеса.

Марк подошел к Тони и уселся рядышком, заметив при этом, как бегают за стеклами очков его зрачки.

– Тони... с тобой все в порядке?

Тони не отвечал.

– Тони, тебе помочь?

Внезапно лицо Тони просветлело. Он глядел на товарища таким взглядом, каким ребенок смотрит на огромную рождественскую елку – с удивлением и некоторым испугом.

– Марк, это произошло...

– Что?

– Да‑да. Ты чувствуешь? Никогда не думал, что будет вот так... не думал, что смогу это ощутить... или узреть. Но это у меня в голове. Что‑то вроде мыслей... или образов... Да, образы... они какие‑то болезненные... пугающе‑горькие. Я этого не хочу. Словно бы я пытаюсь выбраться, а меня что‑то держит.

Марк вслушивался в бессвязный шепот.

– Так было всегда, понимаешь? Всегда. Ты помнишь слова Уильямса? Ральфа Вогана Уильямса[15]? Мол, когда он первый раз услышал народную музыку, ему показалось, будто он знал ее всю жизнь, только не понимал... нечто вроде этого. Знал, но не понимал. Знание было глубоко запрятано – как у младенца, инстинктивно умеющего сосать грудь. Первородный инстинкт... вылупляешься из яйца... да‑да, яйца, маленького яйца...

Ты считаешь, что твой мозг – единое целое. Хотя это не так, вовсе не так. Там есть разные части... а теперь я чувствую, как одна часть отделяется, уходит прочь. Это как пара людей, танцевавших так тесно и так долго, что они стали ощущать себя одним... однако... – Речь Тони становилась прерывистой. – Теперь они порознь... Именно так было в давние времена, когда все мы жили в чащобе и носили звериные шкуры. Понимаешь, вот ведь что делает нас людьми – части нашего разума так тесно связаны, следуют друг за другом... как в вальсе. Двое танцоров – молодой и очень старый – движутся гармонично... будто одна личность. Ты понимаешь? – сверкнул он глазами на Марка.

Тот потряс головой; старый приятель, похоже, был не в себе.

– Все дико сложно... и странно. Словно держишь в руке батарейку от радиоприемника, а она растет у тебя на глазах, становится величиной с кирпич, потом заполняет комнату... становится все больше и больше... Только это происходит у тебя в голове... растет и растет, пока не лопнут мозги. Ха, беременные мозги. Вот что это такое. Твой мозг растет и растет, а череп‑то слишком мал, слишком тесен...

Внезапно взгляд Тони прояснился, он ухватился за плечо Марка.

– Марк, надо предупредить остальных. Это надвигается, скажи им, что происходит нечто... Мы узрим, услышим... вероятно, ощутим что‑то физически.

– Слушай, Тони... ты полегче; тебе бы надо...

– Марк, Марк, все, что мы увидали за последние дни, ничто в сравнении с тем, что случится в ближайшие минуты. Все, что связано с сафдарами, Уэйнрайтом, Фоксами... забудь об этом, это ничто. – Тони озирался вокруг, будто ожидая, что с ним заговорят стены. – Все это довольно банально, – опять забормотал Тони, больно хватаясь за руку Марка, – я имею в виду события последних дней. То, что делали сафдары, убивая Уэйнрайта, воскрешая утопленников и отплясывая на берегу, – все это подобно сухой листве на ветру. А вот сейчас надвигается настоящая буря – что срывает крыши и опрокидывает автомобили. Марк, это приближается. Древнее‑древнее божество идет сюда.