— Вы, может быть, убили нашего благодетеля, мистера Фланагана!
Такое начало разговора совершенно ошеломило делегатов. Услышать из уст лорд-канцлера, ярого защитника средневековой старины, это обращение «джентльмены» вместо пышных титулов, это упоминание о короле, как о мистере Фланагане…
Или действительно Норландии приходит конец?
А Мундфит продолжал:
— Справедливости ради следует сказать, что первый удар нанесли не вы. Это сделал ваш сотоварищ, мистер Маунтен, который только что явился сюда с целью все рассказать королю о ночном митинге у Шервудского леса…
— Мерзавец!
— Предатель!
Эти ругательства одновременно выкрикнули Паулет и Тальбот. Мундфит успокоил их движением руки.
— Это он донес вам о митинге? — злобно спросил Паулет.
— Нет, зачем же? Я сам был там, — скромно улыбнулся Мундфит.
Теперь пришла очередь удивляться и Маунтену. Лорд-канцлер знал все? Почему же он не принял мер?!
— Наш покровитель очень слаб здоровьем… да и рассудком, — продолжал Мундфит. — Вы же знаете, джентльмены, что здесь, в этой фантастической Норландии, мы укрыли его от живого духа современности. И вот этот дух так резко, так грубо срывает завесы, которыми мы окружили мистера Фланагана. Я много думал эти дни, джентльмены, и решил пойти на уступки…
Члены профсоюзной делегации радостно оживились.
— Но должен вас упрекнуть, джентльмены, вы пошли неверным путем. Зачем было соваться к королю? Ведь вы могли убить его, а может, и убили… Для переговоров надо было явиться ко мне…
— Позвольте вам заметить, ваша светлость, — начал Тальбот.
— Мистер Мундфит, с вашего позволения, — мягко перебил его собеседник.
— Мистер Мундфит, вы сами виноваты в создавшемся положении. Раз вы лично присутствовали на нашем митинге, вы могли предложить свое посредничество, не ожидая наших решительных шагов…
— Э… э… Видите ли, мистер Тальбот, вы, кажется, тоже адвокат.
— Совершенно верно, сэр!
— Так вот, вы знаете, что мы, адвокаты, не так быстро принимаем решения… Мы обдумываем все «за» и «против», мы выбираем, куда выгоднее примкнуть… Этим занимался я во время болезни короля, то бишь, мистера Фланагана, но, к несчастью, сегодня мистер Маунтен без моего ведома пробился к королю со своим доносом, и я едва подоспел к началу аудиенции. А тут еще доклад этого дурака лакея… Впрочем, он, кажется, совсем не дурак, действовал умышленно. Но довольно об этом, джентльмены! Не будем ворошить свои и чужие вины. Надо обсудить, как спасти существование Норландии, которое висит на волоске…
— Вы думаете, это еще можно сделать? — тревожно спросил Паулет.
— Думаю…
Дальнейшие события подтвердили, что у Мундфита был точный расчет. Он уступил почти всем требованиям рыцарей с одним непременным условием, что видимость должна остаться прежней.
Пусть король во время своих прогулок по-прежнему встречает на дорогах рыцарей, закованных в латы, в сопровождении оруженосцев с мечами и копьями. И какое дело королю до того, что латы картонные, а мечи деревянные? Пусть будут в замках печи вместо каминов — ведь король не ездит в гости к рыцарям, а если и вздумает куда явиться, печь всегда можно замаскировать под камин. Так же легко договорились и о жалованье рыцарей и оруженосцев, и о выходных днях, и о драгоценностях для жен…
Ну, а как обстояло дело с «ужасными» словами, которые король Джон VI услышал от Генри Маунтена и лакея? С этим обошлось просто. Когда Джон Фланаган оправился от болезни, Томас Мундфит с помощью врача легко уверил его, что с ним случился припадок, и ему, королю, в бреду чудились разные запретные слова… Какие слова? Об этом благоразумно не говорилось, и его величество Джон VI остался при твердом убеждении, что в Норландии все остается по-прежнему, что окружающая его средневековая старина незыблема, нерушима. |