Когда Джон Фланаган оправился от болезни, Томас Мундфит с помощью врача легко уверил его, что с ним случился припадок, и ему, королю, в бреду чудились разные запретные слова… Какие слова? Об этом благоразумно не говорилось, и его величество Джон VI остался при твердом убеждении, что в Норландии все остается по-прежнему, что окружающая его средневековая старина незыблема, нерушима.
Однако действительность вскоре показала, что и Джон Фланаган и те, кто устраивал за его спиной хитрые сделки, жестоко ошибались.
Буря
Джером Бирн узнал о соглашении, которое лорд-канцлер заключил с профсоюзом рыцарей и оруженосцев. Томас Мундфит сам похвалился секретарю, как ему удалось отвести угрозу, нависшую над Норландией.
— А простонародье? — спросил Бирн.
— Что, простонародье?
— Его положение улучшено?
Мундфит рассмеялся.
— Ты же был вместе со мной на митинге и слышал, что об этом никто не поднимал вопроса.
— Вы не боитесь, ваша светлость, что они сами его поднимут?
— Кто? Эта серая неорганизованная масса, все эти угольщики, дровосеки, пастухи?.. Ну, милейший Бирн, ты слишком высокого мнения об этом сброде! Их удел — копаться в грязи и плюхаться на колени перед всяким проезжающим мимо высокорожденным лордом!
— Боюсь, милорд, что вы заразились слепотой короля и так же, как он, не хотите думать о том, что на свете существует мощный рабочий класс и что у этого класса есть своя гордость.
— Хо-хо-хо! Марксистская проповедь! Да уж ты не красный ли, милейший Бирн! Брось болтовню, ты же мой секретарь!
Скрывая ярость, Бирн вышел из покоев лорд-канцлера.
Началась усиленная деятельность норландских коммунистов. Дровосек Джерри и другие агитаторы каждый в своем районе собирали народ на тайные сходки и рассказывали, как рыцари вошли в сделку с лорд-канцлером и улучшили свое положение, пальцем о палец не ударив для простолюдинов. Рассказы агитаторов падали, как искры в порох.
Принимались резолюции, выносились решительные требования. Все это собиралось у Джерома Бирна.
Наконец пришел день, когда Бирн решил открыть карты. В час обычного доклада лорд-канцлеру Бирн вышел к нему с толстой пачкой разнокалиберных листков, исписанных корявыми почерками.
— Что это такое, Бирн? — с изумлением спросил Мундфит.
— Эго политические и экономические требования того сброда, который вы так презираете, ваша светлость! — не скрывая насмешки, ответил Бирн и положил бумаги на стол.
Мундфит начал просматривать их, и чем больше он читал, тем больше багровело его лицо.
— Но это черт знает что! Это возмутительно! — бормотал он. — Если принять все их требования, то Норландия полетит вверх тормашками!
— А вы не думаете, сэр, — спокойно спросил Бирн, — что для этого как раз приспело время?
Внезапная догадка осенила Мундфита, и он почти со страхом уставился на Бирна.
— Да вы на их стороне! Кто же вы такой на самом деле, Джером Бирн?
— Имею честь представиться: секретарь коммунистической организации Норландии!
Томаса Мундфита чуть не хватил удар. Он едва нашел в себе силы налить и залпом выпить стакан воды.
Но Мундфит был крепкий человек и быстро взял себя в руки.
— Слушайте меня, мистер Бирн, — сказал он почти нормальным голосом. — Все эти требования, — он смял бумаги и бросил их к ногам Бирна, — я отвергаю. Рыцари на моей стороне, и у меня достаточно сил, чтобы удержать в подчинении ваш «рабочий класс»!
Джером Бирн собрал с пола бумаги и хладнокровно заметил
— Вы пожалеете о своем решении, мистер Мундфит!
— Что?! Быть может, всеобщая забастовка? Не забывайте, однако, что ваши забастовщики перемрут с голоду, когда мы прекратим снабжать их продовольствием
— Это ваше последнее слово?
— Последнее. |