Шарлотта разсказала намъ о совѣтѣ и разговорѣ Сестрицы. Она знала, что мистриссъ Брандонъ любитъ её только какъ вещь, принадлежащую Филиппу. Она восхищалась Сестрицей, довѣряла ей.

— Она меня не любитъ, потому что меня любитъ Филиппъ, говорила Шлрлотта. — Какъ вы думаете, могла ли бы я любить её, или какую бы то ни было другую женщину, если бы полагала, что Филиппъ любилъ ихъ? Я могла бы убить ихъ, Лора, право могла!

И при этомъ выраженномъ чувствѣ, я воображаю, какъ кинжалы засверкали изъ глазъ, которые обыкновенно были такъ кротки,

Послѣ перваго процесса Филиппу стали поручать и другіе, такъ что положительно онъ сталъ откладывать деньги въ банкъ. Филиппа скорѣе пугало, чѣмъ радовало это внезапное счастье.

— Оно не можетъ продолжаться, говорилъ онъ. — Меня скоро узнаютъ и не станутъ поручать дѣлъ такому невѣждѣ какъ я. Право, я самъ долженъ это объяснить.

Надо было вамъ видѣть негодованіе Сестрицы, когда Филиппъ такъ выразился въ ея присутствіи.

— Бросить ваше дѣло? Да, какъ же! вскричала она, качая младшаго ребёнка Филиппа. — Ужъ лучше выбросьте изъ окна этого ребенка, котораго послало вамъ небо. Вамъ надо упасть на колѣна и просить прощенія у Бога за такія нечестивыя мысли.

Наслѣдникъ Фирмина, немедленно по появленіи своёмъ на свѣтъ, сдѣлался главнымъ фаворитомъ этой безразсудной женщины. Дѣвочка была оставлена безъ вниманія, какъ особа незначительная.

Хотя Сестрица любила всѣхъ этихъ людей почти съ свирѣпой страстью, однако Филиппу былъ поручонъ четвёртый процессъ. Мистриссъ Брандонъ начала настаивать, чтобъ онъ нанялъ себѣ домъ.

— Джентльмэну, говорила она:- не слѣдуетъ жить въ мёблированной квартирѣ, онъ долженъ имѣть свой собственный домъ.

Она отыскала удивительно дешовую мебель. Она кроила, шила, обивала диваны. Она пріискала донъ и наняла его.

— Въ Мильманской улицѣ; мнѣ будетъ близко ходить къ моимъ душечкамъ, сказала она.

Съ сухими ли глазами говорила она? мои глаза увлажняются, когда я думаю о великодушіи и самоотверженіи этого преданнаго и любящаго существа.

Я очень люблю Шарлотту. Ея кротость и простота привлекали сердца всѣхъ. Ни одна жена, ни одна мать не были такъ привязаны и любящи; но признаюсь, было время, когда я её ненавидѣлъ, хотя эта женщина съ высокими правилами, жена автора настоящей біографіи, говоритъ, что я пишу вздорныя, чтобъ не сказать, безнравственныя вещи. Ну, я ненавидѣлъ Шарлотту за ужасную торопливость, которую она высказала, чтобъ уѣхать отъ Сестрицы, такъ любящей её дѣтей, первые крики которыхъ слышала она. Я ненавидѣлъ Шарлотту за жестокое счастье, которое она чувствовала, прижимая дѣтей къ своему сердцу, своихъ собственныхъ дѣтей, въ своей собственной комнатѣ, которыхъ она будетъ одѣвать, мыть, для которыхъ ей не нужно будетъ помощи. Не нужно помощи, слышите ли вы? О! какой стыдъ! какой стыдъ! Въ новомъ домѣ, въ хорошенькой новой дѣтской (убранной мы не скажемъ чьими нѣжными руками) смотритъ мать въ колыбельку, a въ Торнгофской улицѣ, гдѣ она ухаживала за ними два года, одиноко сидитъ Сестрица. Да поможетъ тебѣ Богъ, страдальческое, вѣрное сердце! Только разъ въ жизни до этого испытала она такое сильное горѣ.

Разумѣетея, въ новомъ домѣ было угощенье, и друзья Филиппа, старые и новые, пріѣхали на новоселье. Фамильная Рингудская карета удавила эту маленькую улицу. Сестрица только разливала чай. Маленькая гостиная была загромождена фортепіано, подареннымъ Рингудомъ, и Кто-то былъ обязанъ играть на немъ въ этотъ вечеръ, хотя Сестрица сердилась на эту музыку, оттого что она могла разбудить милыхъ крошекъ. Музыка и разбудила, они завыли мелодически, a Сестрица, наливавшая лэди Джонъ Трегарванъ чаю, бросилась въ дѣтскую. Шарлотта уже была тамъ и разсердилась, когда вошла Сестрица.

— Я увѣрена, мистриссъ Брандонъ, сказала она довольно колко:- что гости ждутъ чаю.