Лгать Гёнту было отвратительно, но какъ-то не такъ низко и постыдно, какъ обманывать довѣрчивое, смиренное, безпріютное созданіе, цвѣтъ кроткой юности, который его проклятая нога уже затоптала. Но этотъ Гёнтъ былъ самъ такой злодѣй, что обманывать его нечего было совѣститься; и еслибы Фирмину пришла охота, онъ даже чувствовалъ бы какое-то угрюмое удовольствіе, опутать грязнаго пастора разными затрудненіями. Такъ что можетъ быть (разумѣется я не имѣю средствъ удостовѣриться въ этомъ) доктору не совсѣмъ непріятна была обязанность, выпавшая ему на долю, обманывать своего стараго знакомаго и сообщника; а Гёнтъ такой низкій, непривлекательный бродяга, что если его немножко приколотятъ или проведутъ, намъ нечего очень горевать.

Фирминъ былъ смѣлый, мужественный человѣкъ, настойчивый въ желаніяхъ, горячій въ достиженіи своей цѣли, но хладнокровный въ опасности и быстрый въ дѣйствіи. Огромный успѣхъ его, какъ врача, происходилъ отъ его смѣлаго и успѣшнаго способа дѣйствія въ случаяхъ, нетерпѣвшихъ отлагательства. Пока Гёнтъ рыскалъ по городу безъ всякой цѣли, насыщая грязною рукою грязный ротъ; а пока у него были вино, карты и ночлегъ, онъ оставался довольнымъ или, по-крайней-мѣрѣ, его легко можно было успокоить гинеей или двумя, Фирминъ могъ слѣдовать пальятивной системѣ успокоивать своего паціента случайными щедротами, давать ему усыпительное питьё изъ бордоскаго или водки. Притомъ Гёнтъ могъ умереть, могъ опять отправиться за границу; его могли опять сослать въ каторжную работу за поддѣлку или какое-нибудь другое мошенничество, докторъ Фирминъ утѣшился бы, и онъ разсчитывалъ, что случай избавитъ его отъ его друга. Но если бы Гёнтъ, узналъ, что женщина, которую онъ незаконно обвѣнчалъ съ Фирминомъ, была жива, онъ становился врагомъ, котораго необходимо было упросить, улестить или подкупить, и чѣмъ скорѣе докторъ принялъ бы оборонительныя мѣры, тѣмъ было бы лучше. Какія же оборонительныя мѣры? Можетъ быть всего дѣйствительнѣе была бы свирѣпая атака на врага, а можетъ быть лучше было бы подкупить его. Что предпринять — можно было рѣшить только послѣ предварительной рекогносцировки.

«Онъ попробуетъ подстрекнуть Каролину, подумалъ докторъ представивъ ей ея обиды и ея права. Онъ покажетъ ей, что какъ моя жена, она имѣетъ право на моё имя и на часть моего дохода. Менѣе корыстолюбивой женщины не было на свѣтѣ, какъ это бѣдное созданіе. Она презираетъ деньги, и еслибы не для отца, то она никогда не взяла бы ни копейки отъ меня. Но развѣ её нельзя уговоритъ объявить войну противъ меня и доказать ея бракъ со мною для того, чтобы наказать меня за низкій поступокъ съ нею и предъявить права на положеніе въ свѣтѣ, какъ честной женщины? Послѣ того, какъ она оставила свой домъ, ея двѣ единокровныя сестры ирландки знать её не хотѣли, а когда она воротилась, эти бездушныя женщины выгнали её изъ дома. О! эхидны! А теперь не отрадно ли было бы для нея отмстить сестрамъ, объявивъ о своёмъ бракѣ. Ѣздить мимо нихъ въ своей каретѣ, вытребовать отъ меня содержаніе и имѣть право носить моё благородное имя? Фирминъ зналъ женщинъ и зналъ, какъ эти женщины поступили съ своей сестрой. Развѣ не въ человѣческой натурѣ желать отмстить? Эти мысли прямо поднялись въ головѣ Фирмина, когда онъ услыхалъ, что между Каролиной и капелланомъ Гёнтомъ случилась та встрѣча, которой онъ такъ опасался».