Джонатан тихо заговорил:

– Просто скажи Констанце, что делаешь доклад или что‑нибудь в этом духе.

– Я встречал это имя в записях еще до нефтяного бума, – сказал Рекс. – Скажи, что делаешь доклад по истории Биксби, и она поверит.

– Но я‑то не поверю, – не унималась Джессика. – Я не хочу ее использовать. Констанца мой единственный друг…

Все четверо неловко замолчали.

– Ну, кроме вас, – вяло добавила она.

Рекс и Джонатан продолжали смотреть на нее. Джессика пыталась совладать с собой, сказать что‑то, чтобы вернуть свои слова обратно.

– Мы твои единственные друзья, Джессика.

Ребята уставились на Мелиссу, не веря своим ушам. Это сказала она. Даже Рекс потерял дар речи.

– Мы единственные, кто знает, каков реальный мир, – продолжила Мелисса. – Слушай, мы с Рексом еле ноги унесли из этого Лас‑Колоньяс. Когда ты сюда только приехала, на тебя была такая охота, что каждую ночь нас могли запросто убить. – Она фыркнула с обычной презрительностью. – Думаешь, Констанца Грейфут когда‑нибудь сталкивалась с чем‑то подобным? За ней когда‑нибудь гонялись темняки? – Она отвернулась. – А вот мы тебя понимаем как никто другой. Мы твои друзья.

Джессика уставилась в землю, где всего в паре дюймов над асфальтом неподвижно парили подброшенные ветром листья.

– Ты этим не заморачивайся, – закончила Мелисса. – Мы с Рексом сами справимся. Может, последим за ней после школы, почитаем мысли…

– Конечно, – согласился Рекс. – Без проблем.

– Спасибо, – ответила Джессика. – Да и я с ней поговорю.

– Почему ты мне все днем не сказал?

Джонатан не ответил.

– Я бы хоть не выглядела такой злюкой, будь у меня время подумать, – объяснила она.

– Извини, – сухо сказал он. – В десятый раз.

Джессика вздохнула. В ее состоянии не помешали бы и еще десять извинений. Не то чтобы это он во всем виноват. Любой, кто посмеет украсть у Примадонны Мелиссы славу эгоистичной капризной злюки, легко не отделается. Они сидели вместе на обсыпанной гравием кровле, которая принадлежала «Торговому центру Биксби», в окружении темных очертаний труб вытяжной вентиляции и промышленных кондиционеров.

– Руки опускаются, – произнес Джонатан, нарушив молчание. – Не знаю, что и делать.

– С чем?

– С тобой. То есть для тебя.

Он поднял камень и бросил его через пустую стоянку. Стоило камню вылететь из его руки, как он полетел медленно, точно через невидимую воздушную пену. Потом камень наконец остановился и пополнил собой парящую галактику его собратьев, которых Джонатан раскидал над асфальтовой равниной. Когда дело касалось гравитации, Джонатан почему‑то отличался от остальных полуночников. Это как‑то связано с искажением пространственно‑временного конти… короче, с физикой.

Джесс снова вздохнула.

– И все равно я не понимаю.

Джонатан швырнул еще один камень.

– Я хочу сказать: одно дело, когда это только темняки. С ними я тебе мог помочь. Я мог унести тебя от них. Но теперь злодеи пришли из Флатландии.

– Откуда?

Он нахмурился.

– У тебя разве не Санчес по тригонометрии? Он все свои углубленные классы заставляет читать эту книгу, «Флатландия» называется.

– Постой‑ка, – перебила Джессика. – Десс мне ее показывала. Флатландия – это двумерный мир, где каждый житель – треугольник или квадрат, верно? И тут появляется этот трехмерный парень… – Она тоже бросила камень, но он пролетел мимо остальных и, шлепнувшись на землю, заскакал по асфальту.