Она приподняла юбку и завязала ее на талии.
— Иди спать, Рея.
— Что это ты делаешь?
Она смотрела, как сестра продолжает идти вперед. Под водой постепенно исчезали ноги, колени, вот вода дошла до пояса. Тогда, даже не потревожив морскую гладь, девушка нырнула и вынырнула уже далеко от берега. Она плыла в открытое море и, обернувшись, махнула Рее рукой, чтобы та шла домой. Снова нырнула, и разглядеть ее в ночной темноте было уже невозможно.
Рея побежала обратно в заросли бамбука.
Господин Лау сидел на ковре с чашкой в руке. Напротив него сидел Плющик. На его плечах лежал красный казацкий платок.
— Мне очень жаль, что я побеспокоил вас среди ночи, — сказал он.
От горящих свечей в длинной каюте пахло воском, как в церкви.
Господин Лау почтительно склонил голову.
— Я хотел подождать до утра. Но на море к западу идут бои. Я должен вовремя уплыть, чтобы не оказаться в ловушке.
Китаец снова наклонил голову.
— Я приехал, чтобы выразить вам свою признательность, — сказал Георгий. — Тогда я исчез, не поблагодарив вас за то, что вы меня вылечили.
Господин Лау открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал.
— Я знаю, что вы хотели сказать, — снова заговорил Георгий. — Вы подумали, что впервые покойник благодарит своего врача.
Лау кивнул. Они долго молчали. Наконец китаец осмелился заговорить:
— В газетах писали, что ваша матушка была в большом горе.
— Я не хотел жить, я мечтал умереть. Это не моя вина.
— Тогда это моя вина, Ваше Высочество.
— Не называйте меня так.
Лау еще не попробовал чая. Он только вдыхал его аромат.
— Когда-нибудь вы все-таки должны открыться вашей матушке, — сказал он.
— Обо мне все уже забыли.
— Но не она.
— Ни слова об этом!
Георгий пристально смотрел на свечу. Яхта покачивалась на волнах.
— Вы приехали еще и за тем, чтобы узнать, не проговорился ли я, — сказал китаец.
И наконец пригубил чай.
— Турецкий, — заметил он.
— Да.
— Я никому не сказал, — продолжал господин Лау. — Ни единой душе. Я никому не доверяю. Мой торговый агент часто повторяет одну пословицу, которая в ходу у него на родине: «Открой секрет немому, он заговорит».
Плющик согласно кивнул. Фитиль свечи затрещал, коснувшись расплавленного воска.
— Может быть, я и встречусь с матушкой, — сказал он.
— Обещайте мне это.
Георгий знал, что его мать не осталась до конца траурной церемонии. Она вышла из собора совершенно убитая горем. Скача в окровавленном кителе прочь от Аббас-Тумана, Плющик знал: никто не станет рассказывать об исчезновении тела. И без того слишком много проклятий тяготело над их семьей. «Великий князь Георгий Александрович скончался». Этого было достаточно. В землю опустили гроб, в котором вместо покойника лежали его книги.
— Я уехал из своей страны и больше никогда не видел мать, — объяснил китаец.
Плющик бросил взгляд на господина Лау. Тот улыбался. Только чашка подрагивала в его руках.
— И моя мать умерла, — добавил Лау.
Застекленная дверь, выходившая на палубу, открылась, и на пороге появился матрос.
— Я же приказал нас не беспокоить! — сердито сказал Георгий.
Матрос отступил на шаг.
— Прошу прощения…
— Выйди.
— Мы там, на корме, кое-что выловили из воды.
Он был бледен. |