Святой Иоанн становился неуправляемым.

31

Лошади для скотобойни

На опушке леса стоял довольно нарядный бревенчатый домик с прорезями-сердечками в ставнях. Из трубы струился дым. Птицы суетились в снегу на крыше. В домишке была низкая дверь, а сбоку от нее — окно с занавеской. Только вместо семи гномов в комнате сидели семеро молодчиков в немецкой форме, а перед ними на табуретке — женщина с бокалом в руке.

Этот домик дровосека служил немцам штаб-квартирой на время поисков пропавшего пилота.

Мадам Лабаш тоже совсем не походила на Белоснежку. Она была маленькой, беззубой, с двумя рыжими косичками, уложенными вокруг головы, и с невзрачной, как у серой мышки, мордочкой. И, что очень странно, из-под юбки у нее выглядывали сапоги с острыми шпорами. На коленях она крепко держала совершенно новую сумку.

Женщина жила в нескольких километрах отсюда. В ее лачуге стоял застарелый запах псарни. Три года назад она дала бесплатный приют всем лошадям, чьи владельцы уезжали из этого края в так называемую «свободную зону». Мадам Лабаш держала лошадей около амбара и одну за другой продавала мяснику в Дрё. С каждым годом из-за нехватки мяса цены увеличивались вдвое.

Один из солдат вышел вперед. Он переводил командиру на немецкий.

— Дама подтверждает, что слышала шум мотора.

Командир что-то прорычал в ответ. Из-за этой бабы они уже потеряли двадцать минут. Она говорила, что у нее есть важные сведения, потребовала вина, долго расправляла юбки, а потом завела длинный рассказ о своих делах и о том, как она нуждается в сене.

— Мои бедные лошадки питаются одним воздухом.

— Лейтенант Энгель, — объяснил переводчик, — напоминает вам, что в рождественскую ночь три самолета в течение часа преследовали четвертый и абсолютно все в радиусе пятидесяти километров слышали шум по крайней мере одного мотора. Лейтенант также предупреждает, что сеном не торгует.

— Насчет шума в рождественскую ночь лейтенант абсолютно прав, — любезно улыбаясь, сказала Лабаш. — У меня дюжина лошадей, и они той ночью глаз не сомкнули. Что касается сена, мы еще к этому вернемся. Он прав, я сижу без сена с самого начала зимы. Вижу, господин разбирается в лошадях…

Она хитро улыбнулась лейтенанту, как сообщнику, и поправила свои рыжие волосы.

— Но я сообщаю вам эту информацию совершенно бескорыстно. И даже не буду рассказывать о моих проблемах с соседом, у которого целая тонна сена, а он не хочет продать ни былинки — все это вас не интересует. Не стану также рассказывать, что за люди к нему тайно ходят, в какие часы, как часто и все остальное… Нет, политика — не мое дело.

Солдат сомневался, стоит ли переводить эту болтовню. Его командир медленно поглаживал воротник кителя, стараясь держать себя в руках.

Мадам Лабаш продолжала:

— Я бы не пришла сюда, если бы хотела рассказать об этом или о самолетах в Рождество. Если идти по короткой дороге, то от моего дома это будет минут сорок пять. А если по длинной, через все леса и болота от самой Лягушачьей топи, то уж не меньше часа. Я по другому вопросу.

— Мадам, — прервал ее переводчик, — советую вам действительно говорить короче…

— Куда уж короче, молодой человек! Я все хочу перейти к делу, но вы без конца меня перебиваете. Я честная женщина и помогаю чем могу!

Половицы скрипели под ногами солдат. Они заняли этот домишко посреди леса наутро после Рождества. Отсюда они отправились на розыски пилота и упавшего самолета. И вернулись ни с чем. Большая часть леса была заболочена, что затрудняло поиски. Самолет и пилот бесследно исчезли.

Эта лошадница была для немцев последней надеждой.