«Тафф Морган — старый казёл».
Дэйви подошёл к сараю и открыл висячий замок. Оно по-прежнему было внутри, там, где он его оставил — в тачке; оно слегка наклонилось, словно выглядывая в грязное окно.
— Так что, всё в порядке? — спросил Дэйви.
Как и в случае с кошкой, никто ему не ответил.
— Я тут задумался, есть ли у тебя имя, — продолжал Дэйви. — Просто чтобы всё было культурно, как полагается. Я Дэйви, хотя все называют меня Тафф. Даже жена называла меня Тафф.
Послышался негромкий гул, но по-прежнему никакого ответа.
— Дурацкое имя, согласен. Как это теперь называется? Стереотип, так, что ли? С 42-го года меня так называют. Королевские стрелки, мальчики из разных мест, не старше меня. Мальчики из Ливерпуля, и из Бирмингема, и из Лутона. Джок, видишь ли, был из Абердина, поэтому, естественно, его называли Джок. А я был Тафф. Тафф Морган. Валлийский парень. О, это было обычным делом. Никто не спорил. Нужно было радоваться уже тому, что тебя заметили.
Снова гул, но уже в немного другой тональности.
Дэйви вытащил свой термос.
— Как насчёт чашки чаю? — спросил он.
Утро понедельника, тучи над заливом — словно синяки.
Гвен вошла в Хаб через маленький информационный центр на набережной. Она ощутила запах приготовленного Йанто кофе ещё до того, как откатилась в сторону дверь в виде шестерёнки.
— Всё в порядке? — спросил её Оуэн. Синяки на его лице расцвели ещё ярче с тех пор, как она в последний раз видела его в субботу, а губы распухли. Вид у него был ещё более недовольный, чем обычно.
— У тебя такой вид, как будто ты вставил коллагеновые импланты, — заметила Гвен.
— Спасибо. — Он немного помолчал. — Как твоя голова?
Гвен пожала плечами. В выходные им всем удалось хорошенько расслабиться, хотя она знала, что без последствий это не пройдёт. Только в воскресенье ночью, когда её голова стала буквально раскалываться, она поняла, как сильно на неё подействовали первичный и вторичный контакты с Амоком. Поначалу они были слишком обеспокоены из-за своих синяков, порезов и ушибов, из-за того, насколько они пострадали в физическом плане.
Синяки исчезнут. Ободранные пальцы заживут. Настоящий вред был нанесён разуму. Сейчас стало легче, боль утихла, но до сих пор время от времени накатывала тошнота, и в левом глазу у неё постоянно покалывало. Она содрогнулась от мысли о том, с чем им всем пришлось столкнуться, и о том, что это всё означало.
— Если быть совсем честной, — ответила Гвен, — то я как с перепоя. Но мне становится лучше. Как будто боль постепенно проходит.
— Как в день после дня после жёсткого похмелья, — согласился Оуэн, кивая.
— Да, — сказала она. — Хотя в твоём случае это и было жёсткое похмелье. В субботу ты надрался в стельку.
— Зато было весело, — сказал Оуэн.
Она улыбнулась и кивнула.
— Да, было весело, — согласилась она.
Было весело, когда они собрались вчетвером в квартире Джеймса. Это было необходимой мерой, вроде вентиляции на перегревающемся реакторе. Если бы они не расслаблялись таким образом, «работа» свела бы их с ума.
Гвен задумалась о том, сколько времени она уже помещала слово «работа» в кавычки и сколько времени она будет продолжать это делать.
— Кофе? — спросил Йанто, появившийся, словно джинн из тщательно вычищенной лампы.
— Я люблю тебя, — сказала Гвен, забирая у него свою чашку.
— А я люблю тебя ещё больше, — сказал Оуэн Йанто, — и я готов забеременеть от тебя. |