|
Как только кто-нибудь из инспекторов немного высвобождался или приходил с задания, коллеги тут же спрашивали его: - Ты свободен? - Да. - Зайди-ка к Большому Тюренну! У него там работы через край. Так оно и было. Люка постоянно не хватало людей для проверок, и не было, похоже, инспектора во всей службе, который хоть раз не побывал бы на улице Тюренн. Все уже знали перекресток возле дома переплетчика и три кафе: кафе-ресторан на углу улицы Фран-Буржуа, потом "Большой Тюренн" в доме напротив и, наконец, "Табак Вогезов" на площади Вогезов - кафе, ставшее штаб-квартирой репортеров. Они тоже внимательно следили за ходом дела. Ну а полицейские пропускали по рюмочке в "Большом Тюренне", оттуда из окна можно было наблюдать за мастерской фламандца. В кафе была их штаб-квартира, а кабинет Люка стал в некотором роде филиалом. Самое удивительное, что сам Люка, заваленный работой, был, по всей вероятности, единственным, кто не наведался сюда ни разу со времени своего визита в первый день. Тем не менее он представлял себе этот уголок лучше всех. Он знал, что за "Большим Тюренном" (за кафе, а не за кабинетом!) был роскошный винный магазин "Погреба Бургундии", он знал владельцев, и ему стоило взглянуть на одну из своих карточек, чтобы выяснить, что именно и кому они сказали. Нет. Они ничего не видели. В субботу они уехали на уик-энд в Шеврез, где у них был домик. За "Погребами Бургундии" разместилась лавчонка сапожника по фамилии Буске. Этот говорил, напротив, очень много, но зато всем разное. Все зависело от того, когда с ним разговаривали - утром, днем или вечером, то есть от того, сколько аперитивов или чего-нибудь более крепкого он выпил в одном из трех, не важно каком, кафе. Затем шел писчебумажный магазин Фрэр - мелкооптовая торговля, а во дворе, в глубине дома, была их картонажная фабрика. Над мастерской Стёвельса, во втором этаже чьего-то бывшего особняка, выпускали серийную бижутерию. Это была фирма "Сасс и Лапинский", в которой работали по найму двадцать женщин и четверо или пятеро мужчин с совершенно непроизносимыми фамилиями. Всех допрашивали, кого-то по четыре, а то и по пять раз разные инспектора, не говоря уже о бесконечных расспросах журналистов. Два стола светлого дерева в кабинете у Люка были завалены бумагами, планами, справочниками, и во всем этом мог разобраться только он один. Люка без устали добавлял все новые данные. После обеда, как всегда, Мегрэ безмолвно уселся у него за спиной, потягивая трубку. На столе у Люка листок бумаги с надписью "Мотивы" сверху весь был испещрен заметками, вычеркнутыми одна за другой. Пытались нащупать какой-нибудь политический мотив. Не в том смысле, в каком высказывался господин Лиотар, - его идея не выдерживала никакой критики. Но Стёвельс, живший очень замкнуто, мог быть членом какой-либо подрывной организации. Эти поиски ни к чему не привели. Чем больше копались в его жизни, тем яснее было, что ничего подозрительного там не найти. Его книги представляли собой со вкусом подобранную библиотеку, точнее, коллекцию лучших произведений мировой классики и свидетельствовали о человеке умном, толковом и широко образованном. Читая и перечитывая книги, он делал пометки на полях. Может быть, ревность? Но Фернанда никогда и никуда без него не ходила, только за покупками, и то в своем же квартале; он почти всегда мог видеть ее через стеклянные двери, даже когда она заходила в какую-нибудь лавочку. |
