Вихра отыскала нас, ориентируясь на голос Гаммера. Щёлкнув карабином, подцепилась к общей связке и повела нашу человеческую многоножку в обратный путь.

Я думала, что идти по уже знакомым местам значительно проще – по крайней мере, страх наткнуться на острые глыбы или ошибиться с поворотом не должен был нам мешать, – но Вихра берегла таблетки сухого горючего, без особой надобности не зажигала спички, и продвигались мы медленно. Вновь выставляли руки, прислушивались к падению брошенных Вихрой камешков. И хуже всего нам было в наклонной трещине, которую мы, опасаясь соскользнуть, преодолевали вперёд ногами до тех пор, пока спуск не прекратился и трещина не расширилась настолько, что мы смогли встать на четвереньки.

Когда мы перебрались через глыбовый навал и зашагали по галерее, выводившей прямиком в Зал обманутых надежд, Гаммер промолвил:

– Странно. Раньше Смирнов не ставил перед нами неразрешимых задач. Нам не требовалось ничего взрывать, крушить и… Почему карта завела в тупик? Смирнов не понимал, что озеро так просто не переплыть? Мог бы сделать какой-нибудь мостик… Глупо как-то. Вряд ли предполагалось, что мы потащим с собой надувную лодку.

Гаммеру никто не ответил. Добравшись до овчарни, приняв душ и развалившись на кровати, мы обсудим, как пересечь озеро при повторной вылазке, а сейчас следовало сосредоточиться на том, чтобы выйти из пещеры живыми. Гаммер ещё пожаловался, что мы не попробовали зайти поглубже в воду, маловато бросили камешков и поленились хорошенько осмотреть стены зала. Не дождавшись отклика, притих, и дальше мы шли молча.

Я развлекала себя нелепыми фантазиями. Что, если папа, сидя на нижнем чердаке, случайно услышал, как мы в штаб-квартире обсуждаем лабиринт мертвеца? Узнал о наших планах, однако не захотел вмешиваться и портить нам приключение, а теперь сразу догадается, что именно произошло, и примчится в Маджарово. Он ведь и головоломку Смирнова видел – я ему показывала, – и вполне мог с ней разобраться, только опять же не захотел лишать нас возможности самостоятельно преуспеть в поисках сокровищ и не сказал, где они спрятаны.

Ещё я представила, что папа лично знал Смирнова. Тот однажды поручил папе разобраться с какой-нибудь коллекцией антикварных открыток, а задумав свои голодные игры, вспомнил, что мой папа – историк, и попросил его сочинить хитроумную головоломку со всеми этими Орфеями и Александрами Македонскими. Папа сочинил и, не удержавшись, сунул мне подсказки «я таджика», которые опять же сам и сформулировал. Неудивительно, что они привели в библиотеку на Бородинской, куда ходили уже три поколения нашей семьи. И с заливинским маяком всё понятно, ведь папа с бабушкой Ниной, когда они жили в Полесске, любили гулять у маяка и вообще бродить по берегу Куршского залива. Вот со Светлогорском сложнее. Тут хватало и других сложностей, но мне было приятно думать, что папа может в любую минуту спасти нас, а потом мы вышли из галереи в Зал обманутых надежд, и где-то посреди натёчного леса замелькали лучи света.

Фонари.

По залу шли пока невидимые нам люди.

Они петляли между сталагмитами, искали обходы. Явно продвигались в нашем направлении.

Я почувствовала себя волшебником. На долю секунды поверила, что люди здесь появились благодаря моим фантазиям. Но нет, я ещё не потеряла рассудок и поняла, что к нам бредёт не папа. То есть папа, только не мой, а Вихры.

Мы ошиблись в расчётах! В действительности мучились в пещере гораздо дольше. Утомлённые переходом, проспали часов пятнадцать. Или двадцать! Вот почему батарейки сели. Они слишком долго лежали в холоде. А Богданчик вскрыл конверт, передал карту Страхилу, и Страхил пришёл выручить нас из беды.