|
Наконец, его адвокат, мэтр Ленэн, своими несвоевременными заявлениями и обвинениями только подлил масла в огонь. В таких условиях становилось трудно добиться толка от допроса свидетелей. Даже самые честные люди совершенно чистосердечно старались вспомнить только то, что свидетельствовало против обвиняемого. Наконец, Жоссе не везло. Например, в вопросе с кинжалом. Он заявил, что бросил нож в Сену, стоя на середине моста Мирабо. Уже начиная с пятницы водолаз целыми часами копался в тине под наблюдением сотни зевак, облокотившихся на перила моста, в то время как фотографы и даже телевидение работали вовсю каждый раз, как из воды появлялась его голова в медном шлеме. После каждого погружения водолаз возвращался с пустыми руками и на следующий день продолжал поиски с такими же отрицательными результатами. Для тех, кто знает, что такое дно Сены, это неудивительно. Возле опор моста, где течение очень быстрое, образуются водовороты, которые могут унести, иногда на значительное расстояние, даже довольно тяжелые предметы. В других местах дно покрыто толстым слоем тины, и отбросы всякого рода глубоко погружаются в нее. Жоссе не мог с точностью указать то место, где он облокотился на перила, и, если учесть состояние смятения, в котором он, по его словам, тогда находился, это было естественно. Публика же видела в этом доказательство лжи. Жоссе обвиняли в том, что он по каким-то тайным причинам спрятал оружие в другом месте. Речь шла уже не только о кинжале. Мсье Лалэнд, бывший колониальный чиновник, в показаниях которого никто не сомневался и которого опасно было называть выжившим из ума или, по меньшей мере чудаковатым стариком, показал, что Жоссе нес объемистый пакет, размером значительно больший, чем нож немецких парашютистов. Что могло быть завернуто в этот пакет, который он унес после того, как совершил преступление? Даже одно открытие, которое, как сначала показалось, говорило в пользу арестованного, в конце концов обратилось против фармацевта. По поводу этого открытия адвокат обвиняемого имел неосторожность торжествовать слишком рано. Отдел установления личности обнаружил значительное число отпечатков пальцев в доме на улице Лопер, который из-за его футуристической архитектуры называли теперь стеклянным домом. Эти отпечатки, разложенные по категориям, сравнивались с отпечатками пальцев Жоссе, его жены, кухарки, горничной и контролера газовой компании, который приходил снять показания счетчика в понедельник после полудня, за несколько часов до убийства. Среди этих отпечатков остались такие, принадлежность которых не могли определить. Их обнаружили на перилах лестницы и еще в большом количестве в спальнях жертвы и ее мужа. Эти отпечатки принадлежали мужчине, широкий большой палец которого был отмечен маленьким, круглым, очень характерным шрамом. На допросе мадам Сиран утверждала, что ни у мадам Жоссе, ни у ее мужа за последние дни не было посетителей и что, насколько ей известно, никто из посторонних не поднимался в спальни. Карлотта, которая оставалась в доме вечером после ухода кухарки, подтвердила ее слова. В газетах об этом сообщалось так: Таинственный посетитель! Разумеется, мсье Ленэн поднял много шума по поводу этого открытия и считал его отправным пунктом нового направления, которое должно было принять следствие. По его мнению, доктор Поль мог ошибиться в своих суждениях. Весьма возможно, говорил адвокат, что преступление было совершено незадолго до десяти часов, то есть до прихода Жоссе на улицу Лопер. Даже если судебный медик и дал правильное заключение, нельзя было отбросить ту гипотезу, что какой-то незнакомец проник в дом в то время, как Жоссе, в тот день много выпивший, спал глубоким сном в кресле, в первом этаже, где он не зажег света. |
