Как ни странно, тут он был прав. В Циркумлуне содержатся несколько лошадей — для старомодного изготовления сыворотки и по принципу Ноевого ковчега.

Я хотел было заверить его, что нахожусь абсолютно в форме, и мне не терпится приобщиться к искусству верховой езды, но сердце у меня еще не вполне успокоилось, и я решил поберечь энергию. Я отвесил еще один поклон на негнущихся коленях, уперся ладонями в задок транспортера, закинул ноги к передку, растянулся на дне ничком, а затем перевернулся на спину, стараясь потише лязгать экзоскелетом.

Теперь, когда моей кровеносной системе уже не приходилось столь напряженно бороться с силой тяготения, сердце забилось ровно. Я чувствовал себя почти нормально, но не видел ничего, кроме небосвода, а потому приподнял голову и огляделся.

Эльмо свернул бич и засунул его за усаженный серебряными бляхами кожаный пояс, где уже красовались два молниевые пистолета. В остальном же его костюм, насколько я мог судить, был обычным для земных бизнесменов с консервативными вкусами — вплоть до манжет, пуговиц, лацканов, воротничка и огромного галстука цвета небесной лазури с люпинами — цветком Техаса. Однако обут Эльмо был в кожаные сапоги на высоких каблуках, а на голове у него красовалась шляпа с высокой конической тульей и широченными полями. Он сидел на коне, относительно столь же огромном, как он сам. Я только поражался крепкости костей и мышечной мощи их обоих — тому, как он вскочил в седло, и тому, как конь легко выдерживал его вес. У меня даже возникло подозрение, что его костюм прячет экзоскелет, а в коня хирургически вживлены стальные опоры.

— Ага, Черепуша, — сказал Эльмо, перехватив мой взгляд, — наших лошадок мы тоже кормим гормоном. После техасцев в мире нет Божьих тварей благороднее. А теперь нажми-ка на пусковую кнопку у твоего локтя. Рычаг управления рядом с ней.

Я нажал, и наша маленькая кавалькада двинулась в путь с быстротой, пожалуй, чрезмерной для новичка вроде меня. Эльмо пустил своего коня шагом, но шаг этот был очень размашистым. Прямо за ним трусила на ослике Ла Кукарача — теперь я понял, чем объяснялись диспропорции в стенной росписи центрифуги. Моя возлюбленная ехала по-дамски, то и дело одаривая меня через плечо милыми улыбками. Процессию завершали три мексиканца, поспешая рысцой с моими саквояжами. Ну, эту диспропорцию я мог исправить.

— Сеньор Эльмо, — крикнул я, — прикажите вашим слугам положить мой багаж в транспортер и забраться в него самим. Он не будет перегружен — даже со всем металлом масса моя невелика.

— Забудь, Черепуша! — прогудел он в ответ. — Мексам не положено ездить рядом с человеком техасского роста, пусть тощим и несуразным на вид. Лично я немало постранствовал на своем веку и терпим к неприличиям, но у далласцев слюни высохнут от негодования.

— Мне саквояжи нужны как подушки, — объяснил я. — Чтобы с удобством обозревать даласское слюноотделение и прочее, а также видеть путь впереди.

— Тогда ладно. А про второе забудь. Разуй зенки, приятель. И увидишь куда более, чем подрыгивание техасского кадыка. Эй, мексы, подоприте хребет моего гостя его саквояжами!

Я намеревался настоять на своем, но все три мексиканца, укладывая саквояжи мягкой грудой мне под голову, посматривали на меня так опасливо и столь явно жаждали занять свое место в арьергарде, что я решил покуда отложить лекцию о человеческом равенстве.

Признаюсь, смотреть вокруг было на что, хотя почти все представлялось мне фантастическим кошмаром. Точно стереомонтаж, когда каждая камера поставлена на свою скорость, причем практически весь материал дается в одной плоскости — Терра ведь плоска, как лепешка.