Однажды я поделился своими тревогами с наставником, маршалом де Вильруа. Обрадовавшись, что теперь он знает о моей слабости и сможет играть на ней, он не стал меня успокаивать, а, напротив, напугал еще больше, так что я даже потерял сон. Тогда я рассказал о своих страхах кузену Орлеану, исполнявшему в то время обязанности Регента. Он страшно разгневался…
Тут дверь отворилась, и король, мгновенно приняв свой обычный надменный вид, недовольно обернулся. Кто осмелился войти без предупреждения, без доклада секретаря, оберегающего покой избранного общества? Однако при виде возникшей на пороге молодой женщины ослепительной красоты выражение лица Его Величества немедленно смягчилось, и Николя понял, что это ни кто иная, как новая наложница короля, графиня дю Барри.
Какой блеск — и какой контраст с дамой из Шуази, бледной и осунувшейся из-за терзавшей ее перед кончиной тяжелой болезни! На дю Барри было надето платье с юбкой-панье из белого узорчатого шелка, сверху покрытого блестящей сетью из крупных зеленых и розовых блесток. Маленькие, вышитые гладью розочки усеивали корсаж платья. Из-за обилия алмазных украшений казалось, что графиня движется в потоках искристого дождя. При каждом ее шаге из-под юбки выплескивалась пенная волна дорогих кружев.
— О, сударыня, — произнес король, отвешивая ей поклон, — глядя на вас, я готов поверить, что бывают розы без шипов!
Хрупкая фигура склонилась в реверансе, а затем проследовала к креслу-бержер. Обладательница прекрасных светлых волос, дю Барри была без парика; ее лицо с правильными чертами, изящным овалом и лукавым выражением, дышало свежестью, равно как и маленький рот с алыми губками. Из-под полуприкрытых век, придававших ее взгляду очаровательную томность, голубые миндалевидные глаза беззастенчиво взирали на окружающих, намекая на готовность их обладательницы отдать себя целиком. Прелестное воплощение юности и соблазна. Говорили, что она добра и предупредительна. Однако у Сартина всегда оставался горький осадок после общения с означенной особой: пренебрежительно отзываясь о сочинителях пасквилей, она не забывала выразить свою неприязнь тому, кто по долгу службы обязан был конфисковывать листовки с куплетами и памфлетами у книгонош и перехватывать тиражи в типографиях…
— Сударыня, — произнес король, — вы пропустили такой рассказ, на фоне которого бледнеют сочинения многих авторов. Наш дорогой Ранрей, о котором я вам говорил, прекрасно нас развлек… или напугал, кому как будет угодно.
— Если он развлек Ваше Величество, — произнесла графиня, — он заслужил право на мою благодарность.
Король встал и пригласил мадам де Флавакур, маршальшу де Мирпуа и господина де Шовлена составить партию в вист. Герцог де Ришелье взял Николя под руку и подвел к фаворитке.
— Сударыня, советую вам завоевать это сердце. Он достоин имени своего отца, хотя постоянно утверждает свое право оставаться Ле Флоком.
— Ради службы Его Величеству, монсеньор. Подумайте сами, какой толк будет в полиции от маркиза де Ранрея?
— О-о, — многозначительно протянул старый маршал, — пожалуй, я повторю вашу фразу Сартину, она ему понравится. Итак, сударыня, как обстоят дела с вашим жилищем?
— Я перебралась из Фонтанного дворика в апартаменты возле часовни, оставленные покойным Лебелем, и теперь жду, когда освободятся малые кабинеты. Я преумножаю принадлежащие мне сокровища, чем привожу в ярость конкурентов. Лаковые миниатюры, слоновая кость, минералы и фарфор — я начинаю собирать все, что мне понравится, а потом увлекаюсь и продолжаю расширять коллекцию.
— Минералы? И прежде всего алмазы, я полагаю?
— Природа создала эти камни, чтобы они сверкали и струились, подобно водопаду.
— Однако, нелегкая задача! А что говорит по этому поводу Шуазель?
— Морщит свой отвратительный нос!
— Знаете ли вы, — продолжил Ришелье, — что добрейший Шовлен покинул свое жилище в замке, а Его Величество по доброте своей передал его квартиру маршалу д'Эстре. |