Отец считал, что это лучший способ воспитать нас настоящими мужчинами. – Дуэйн немного помолчал, в задумчивости прикусив щеку изнутри. – А в другой раз он сказал, что каждый из нас должен точно знать, на что он способен, и… и натравил нас с братом друг на друга, словно бойцовых петухов. Как тебе это понравится?
Персис видела, как в толще мозга Дуэйна разливается слабое сияние – так система отмечала активные нейроны, но их оказалось настолько мало, что разглядеть их было не легче, чем темной ночью высматривать огни пристани на дальнем берегу озера.
– Тебе это нужно, девушка из Феникса? Это тебя заводит?
– Вы помните, как вас бросили в выгребную яму?
– Нет.
– Но после этого случая у вас на голове остался шрам.
Дуэйн машинально поднял руку и прикоснулся к извилистому шраму, пересекавшему лоб и исчезавшему под сенсорной шапочкой.
– Где, по‑вашему, вы получили этот шрам? – не отступала Персис.
Выражение его глаз неуловимо изменилось. Взгляд Дуэйна сделался каким‑то тупым, неподвижным.
– Какая разница? – проговорил он наконец. – Шрамов у меня хватает.
– Вы помните, как ваша мать била вас лопатой по голове? – задала следующий вопрос Персис.
– Нет.
Похоже, его долговременная память еще хуже, чем она думала.
– Что вы вообще помните о своей матери?
– Помню ее лицо – уродливая харя, как у свиньи. У моей сеструхи такая же рожа.
Перси видела фотографии матери Дуэйна – в его личном деле хранилось несколько цифровых видеофайлов с ее изображением. Она вовсе не была уродлива, напротив – почти красива, несмотря на неухоженность и бросающиеся в глаза признаки хронического недоедания. Особенно портила ее шея: длинная, худая, жилистая, как у человека, постоянно пребывающего в сильнейшем нервном напряжении. На видео она курила и, подняв руку высоко над головой, что‑то быстро говорила снимавшему ее человеку, но шум большого города полностью заглушал слова. Кожа сухая и тонкая, как бумага; глубокие морщины сбегали от крыльев носа к выдающему жестокость характера рту с опущенными уголками. Такой же рот и у Дуэйна.
– Почему вы говорите, что она была некрасивой, Дуэйн? В фильмах, которые я видела, она выглядит довольно привлекательно.
Персис заметила, что мозжечковая миндалина на экране снова заработала. Подняв взгляд, она увидела, как лицо Дуэйна исказилось в свирепой гримасе.
– У тебя есть сигарета? – спросил он.
– Здесь нельзя курить, и тебе это известно, – предупредил охранник.
Дуэйн злобно усмехнулся:
– Для меня она всегда была уродиной. Кстати, что ты там разглядываешь у меня в мозгах?
– Я разглядываю ваш гиппокамп.
– Мой – что?
– Гиппокамп. Это часть мозга, которая накапливает и перераспределяет информацию для долгосрочного хранения.
– А где он находится?
Персис показала пальцем на основание своего черепа сразу за ушами.
– Примерно вот здесь.
– Готов спорить – после душа твое тело пахнет свежескошенной травой, – проговорил Дуэйн, громко потянув носом.
– Когда в последний раз вы обошлись с кем‑то по‑дружески? – продолжала Персис, пропустив его выпад мимо ушей.
Дуэйн задумчиво посмотрел на потолок, потом, прищурив один глаз, перевел взгляд на нее.
– Я поступаю так каждый день. Постоянно.
– Не могли бы вы рассказать о чем‑нибудь конкретном?
– А ты?
– Когда вы в последний раз проявили доброту?
Дуэйн неожиданно разозлился, его вкрадчивые манеры словно ветром сдуло:
– А ты? Когда ты в последний раз была доброй, а?!
– Я просто проверяю вашу способность вспоминать, мистер Уильямс. |