Тем временем в поле его зрения появилась группа надзирателей – пятеро охранников во главе с командиром. Выводная команда. Никого из них Дуэйн не знал – в день казни надзиратели менялись сменами, чтобы не смотреть в глаза знакомым заключенным. Эти шестеро прибыли из Северного сектора.

– Подойди к силовому полю. Просунь руки в окошко для подачи пищи. Отступи назад и встань на колени на койку, – приказал командир, глядя пустыми глазами прямо перед собой.

Дуэйн в свою очередь посмотрел на каждого из конвоиров, потом показал дымящуюся сигарету.

– Сегодня бросаю курить, – пошутил он. – Как вам кажется, у меня получится?

Но никто не ответил на шутку. Никто даже не посмотрел на него, и Дуэйн выпрямился во весь рост.

– Не бойтесь, я не собираюсь устраивать неприятности.

Шагнув вперед, он просунул обе руки в оконце для подачи пищи, и один из надзирателей крепко стянул ему запястья пластиковой веревкой, заплавив концы, чтобы он не смог освободиться. Дуэйн шагнул назад и сел на кровать. Надзиратели отключили силовое поле и всей группой вошли в камеру, вкатив за собой специальную тележку. Взвалив на нее Дуэйна, они закрепили его руки и ноги ремнями. Действовали они на редкость осторожно, почти деликатно. Сегодня – никаких грубостей. Свирепые надзиратели превратились в ангелов.

– Тебе следует сменить работу, – снова пошутил Дуэйн, случайно встретившись взглядом с одним из них. – Эта работа тебя убьет, как сейчас ты убиваешь меня.

Но охранник продолжал глядеть сквозь него, и Дуэйн подумал: «Это делается специально, чтобы в свои последние минуты я чувствовал себя совершенно одиноким».

Потом тележку покатили по затхлым, плохо освещенным коридорам. Дуэйн провожал взглядом каждую проплывавшую над головой лампу и даже пытался их считать, но голова работала плохо, а мысли путались. Примерно за неделю до казни подкупленный надзиратель передал ему рулон туалетной бумаги, в котором была спрятана травка. Правда, последнюю порцию наркотика Дуэйн выкурил несколько часов назад и кайф уже почти выветрился, но некоторая заторможенность рефлексов осталась. От успокоительных средств, которые ему предложили, Дуэйн отказался. В тюрьме большинство вопросов решалось за  него, и в тех редких случаях, когда ему предоставлялось право выбора, Дуэйн неизменно предпочитал то, что способно хоть немного отравить тюремщикам существование.

Дверь в переходную камеру распахнулась. Здесь было светло – свет лился из еще одной бетонной шахты‑трубы, которая заканчивалась прозрачным куполом высоко над головой. Напротив входа на стене висел грубый деревянный крест и картинка с изображением Иисуса – длинные темно‑русые волосы волной падают на лицо Непогрешимого. Все остальное было светло‑зеленым – зеленая тележка с контрольным оборудованием, зеленые кожухи веб‑камер в углах. Приподняв голову, Дуэйн посмотрел на лица окруживших его людей. Тюремный капеллан прижимал к груди Библию; адвокат Джим Хаттон быстро моргал глазами, стараясь стряхнуть с ресниц предательские слезы. Судя по выражению его лица, Дуэйну больше не на что надеяться.

– Я отозвал своих помощников, работавших в Верховном суде, – сказал Джим, низко опуская голову. – Больше отсрочек не будет.

– Ну‑ка, приятель, посмотри на меня!.. – резко сказал ему Дуэйн. – Эге, да вы все здесь – просто жалкие трусы! Ни у кого из вас не хватает мужества взглянуть на меня!

Никто ему не ответил, никто не пошевелился. Потом Джим все‑таки поднял глаза.

– Мне очень жаль, Дуэйн, – сказал он, качая головой. – Я сделал все, что мог, но…

– Я знаю, старик, знаю.