– Я‑то не терял время зря, а вот вас в последнее время в клубе не видно. Куда вы пропали?
– Кто‑то же должен заниматься делами!
Рэндо наградил Вильялобоса короткой хищной улыбкой, как бы признавая высокое положение гостя, и пригласил новоприбывших в здание.
– Ну, теперь, когда мы можем нормально дышать, – сказал Рэндо, – позвольте представить вам доктора Гарта Баннермана – человека, благодаря гению которого мы смогли осуществить наш проект.
Президент обменялся рукопожатием с невысоким полным мужчиной с добрым лицом и седеющими курчавыми волосами.
– Я слышал, у вас под замком содержится один мой старый знакомый, – пошутил Вильялобос. – Не пора ли объявить бедняге амнистию?
Баннерман улыбнулся его словам, но был, по‑видимому, слишком смущен, чтобы заговорить.
– Что ж, ведите меня, – негромко добавил Вильялобос.
Вся группа долго шла по запутанным длинным коридорам, спускалась по лестницам и снова шла, пока не оказалась наконец в лаборатории, где выращивались донорские органы. Президенту уже приходилось бывать в подобных лабораториях, но он так и не сумел привыкнуть к тому, что их продукция, до странности напоминавшая самый обыкновенный ливер , может облегчить страдания и даже спасти жизнь такому количеству людей.
В лаборатории они надолго не задержались. Тяжелая дверь в конце длинного зала сдвинулась в пазах, и они оказались, быть может, в самой важной комнате во всем здании. Вспыхнули лампочки по периметру небольшого возвышения, и президент увидел ее – Голову, как и много лет назад заключенную в прозрачный аквариум, наполненный изотоническим раствором.
Несколько мгновений все молчали, потом президент сказал, обращаясь к Голове:
– А ты все такой же, старина, хотя в последний раз мы с тобой виделись тридцать пять лет тому назад!
Кто‑то из его спутников подобострастно хихикнул, но Вильялобос не обернулся. Теперь, когда его глаза привыкли к необычному освещению, он рассмотрел, что веки Головы подняты и что в сосуды шеи вставлены прозрачные трубки, по которым циркулируют какие‑то растворы.
– Я видел эту же самую Голову в Пасадене, когда был десятилетним мальчишкой, – пояснил президент.
– Да, я так и понял, – застенчиво пробормотал Баннерман.
– Оказывается, у него карие глаза, – добавил Вильялобос. – В прошлый раз веки были опущены, и я долго гадал, какого они цвета. А иногда мне казалось – у него вовсе нет глаз.
– Нам пришлось восстанавливать роговицу, – сказал Баннерман извиняющимся тоном. – К сожалению, она совершенно не выносит длительного… хранения.
– Он в сознании?
– Нет, разумеется, хотя в стволовой части мозга наблюдается кое‑какая нервная активность. Как вам, вероятно, известно, это самый древний отдел головного мозга, который отвечает за рефлекторно‑защитные, пищевые, сосудистые, дыхательные и двигательные функции человеческого организма. Мы можем особым образом воздействовать на него, включать рефлексы и таким образом передавать информацию в другие области мозга, хотя в… в таком состоянии эта информация носит довольно ограниченный характер. Похоже, что продолговатый мозг Головы был слегка поврежден при операции.
– Такое впечатление, что Голова может видеть…
– Зрительный нерв также находится в мозговом стволе; мы отмечали подаваемые им сигналы, следовательно, Голова видит нас, хотя это ни в коем случае не сознательный процесс, сопровождаемый возбуждением коры головного мозга. Гораздо больше это напоминает рефлексы больного, погруженного в кому. У такого человека мозг отключен, однако его взгляд фиксирует движения людей, собравшихся вокруг больничной койки. |