Марджи. Я никогда не напивалась шампанским. Давай напьёмся, Перл.

Пёрл. А то! Давай!

Джо. Ты, Хикки, определённо в ударе. (Хвастливо.) Когда у меня будет своё казино, я буду пить шампанское пивными кружками! (Он виновато останавливается и бросает вызывающий взгляд на Хикки.) Я снова его буду так пить, как только накоплю капитал! И это не гнилая мечта, нет уж!

Рокки. А из чего мы будем пить, Хикки? Винных бокалов-то нету.

Хикки (с энтузиазмом). Джо правильно мыслит! Из пивных кружек! Вот это правильный настрой для дня рождения Харри!

Хьюго (со своим глупым хихиканьем). Мы будем пить вино под ивами!

Хикки (ухмыляется на него). Верный настрой, братец — и пусть вшивые рабы пьют уксус!

Хьюго (бормочет). Проклятый лгун!

Ларри (бросает на Хьюго взгляд, полный жалости, тихо, злясь). Оставь Хьюго в покое! Он десять лет гнил в тюрьме за свои убеждения! Он заслужил свою мечту! Нет у тебя, что ли, ни приличия, ни жалости?

Хикки (насмешливо). Ого, а это что? А я думал, что ты наблюдаешь со стороны.

Послушай, Ларри, ты меня абсолютно не понимаешь. Чёрт побери, ты должен лучше меня знать. Я всегда был самим добрым слюнтяем в мире. Конечно, у меня есть жалость. Но теперь, когда всё для меня прояснилось, это уже не моя прежняя жалость — та, что у тебя. Эта не та жалость, которая безответственно, с лёгкой руки поощряет какого-нибудь беднягу продолжать дурачить себя ложью, — та, от которой бедному слюнтяю ещё хуже, потому что он чувствует себя ещё более виноватым, — та, которая позволяет лживым надеждам изводить его до тех пор, пока он не становится полным неудачником в собственных глазах. Я всё знаю об этой жалости. У меня её было по горло, и всё это неправильно! (С убедительностью торговца.) Нет, уважаемый! Жалость, которую к испытываю сейчас, это желание добиться окончательного результата, на самом деле спасти беднягу и помочь ему смириться с тем, какой он есть; он перестанет сражаться с самим собой и обретёт покой до конца жизни. О, я знаю, как вас возмущает то, как я вас изобличаю в ваших собственных глазах. Я вас не виню. Я по собственному опыту знаю, что это горькое лекарство, увидеть себя в зеркале без старых фальшивых усов. Но когда вылечиваешься, про это забываешь. Когда неожиданно ты обнаружишь, что можешь признать безо всякого стыда, что вся эта трибунная глупософская болтовня и всё это ожидание смерти — иллюзия, ты будешь мне благодарен. Ты скажешь себе: я просто старый человек, который боится жизни, но ещё больше боится умереть. Поэтому я и остаюсь пьяным и цепляюсь за жизнь любой ценой, и что с того? Тогда ты поймёшь, что такое настоящий покой, Ларри, потому что ты больше не будешь бояться ни жизни, ни смерти. Тебе просто станет всё равно! Так же, как и мне!

Ларри (всё это время пристально смотрел на него в ужасе). Ей-богу, я начинаю думать, что ты сошёл с ума! (Со вспышкой гнева.) Ты лжёшь!

Хикки (обиженно). Послушай, так не разговаривают со старым другом, который пытается тебе помочь. Да ведь если бы ты действительно хотел умереть, ты бы просто спрыгнул с пожарной лестницы. А если бы ты действительно стоял на трибуне, то ты бы никого не жалел. О, я знаю, сначала правду тяжело перенести. Мне было трудно. Всё, что я прошу, это чтобы ты подождал судить и попробовал взглянуть правде в глаза. Я тебе гарантирую… Господи, Ларри, я не идиот. Неужели ты думаешь, что я поставил себе целью действовать всем на нервы и восстановить против себя всех моих друзей, если бы я не был уверен, что в конце концов это сделает вас всех умиротворёнными? (Ларри снова пялится на него как зачарованный. Хикки ухмыляется.