Рокки (поворачивается к нему). В чьей конюшне? За кого ты меня принимаешь? Я никогда их не бил! Я просто влепил им по оплеухе, как любой влепил бы своей жене, если бы она слишком разболталась. Почему ты им не скажешь, чтобы они от меня отстали. Я не хочу никаких проблем на дне рождения Харри.

Марджи (в её взгляде победное торжество; насмешливо). Ладно, бедный маленький итальяшка. Я от тебя отстану до конца вечеринки, если Перл тоже отстанет.

Пёрл (язвительно). Конечно, я от тебя отстану. Ради Харри, не ради тебя, низкий ты тип!

Рокки (уязвлён). Эй, вы! Не думайте, что…

Над кем ты смеёшься, ты, полудохлый доходяга?

Кора (с издёвкой). Наверное, над собой! Хикки точно его раскусил!

Ларри (игнорируя их, поворачивается к Хьюго и трясёт его за плечо; своим комически интенсивным, гротескным шёпотом). Товарищ, просыпайся! Тут со всех сторон начинается революция, а ты её проспишь! Тебе не призраку Бакунина надо молиться в твоих снах, а великому нигилисту Хикки! Он начал движение, которое подорвёт мир!

Хьюго (моргает сквозь свои толстые очки, с гортанным изобличением). Ларри! Изменник! Предатель! Я прикажу тебя расстрелять! (Он хихикает.) Не будь дураком! Купи мне выпить! (Он видит налитое перед собой и выпивает залпом. Запевает «Карманьолу» гортанным бассом, стуча по столу стаканом.). «Dansons la Carmagnole! Vive le son! Vive le son! Dansons la Carmagnole! Vive le son des cannons!»

Рокки. Заткнись!

Хьюго (игнорируя его; обращаясь к Ларри, с ненавистью). Эта буржуазная свинья Хикки! Смеётся как будто он приличный человек, шутит и смеет мне намекать, так что я вижу, что он на самом деле думает. Он думает, я конченый человек, слишком поздно, и поэтому я не хочу, чтобы день настал, потому что это не будет мой день. Я прекрасно вижу, что он думает! Он думает ещё худшую ложь, что я… (Он внезапно замирает с виноватым видом, как если бы испугался, что о чём-то проговорился; потом мстительно.) Он будет первым повешен на первом же фонаре!

Почему вы такие серьёзные, маленькие обезьяньи личики? Это же всё шутка! Напьёмся и будем смеяться, а потом умрём, и гнилая мечта исчезнет! (Ожесточённое издевательское презрение закрадывается в его тон.) Веселитесь, маленькие ничтожные людишки! «День будет жаркий». Скоро, маленькие пролетарии, у нас будет бесплатный пикник в прохладной тени, мы будем есть сосиски в тесте и пить бесплатное пиво под ивами! Как свиньи, да! Как красивые маленькие свинки!

Проклятый лгун Хикки. Это из-за него я начинаю глумиться. Я хочу спать.

Кора (беспокойно). Хикки никого не упускает. Он даже Хьюго довёл.

Ларри. Я вас сегодня утром предупредил, что он не шутит.

Марджи (насмешливо). Старый умник!

Пёрл. Да, как Хикки ему и сказал, он всё ещё делает вид, что он — исключение. У него-то не осталось никаких иллюзий!

Ларри (возмущённо). Я!.. (Вдруг он становится по-пьяному добродушен, но чувствуется, что он таким образом пытается увильнуть.) Ладно, отыгрывайтесь на мне, если вам от этого легче. Мне дорог каждый волосок на ваших головах, мои большие красивые куклы, и нет ничего, что я бы для вас не сделал!

Пёрл (натянуто). Какая-то ирландская ахинея. Никакие мы не большие. И никакие мы тебе не куклы! (Внезапно она смягчается и улыбается.) Но мы признаём, что мы красивые. Правда, Марджи?

Марджи (улыбаясь). Конечно! Но что бы он стал делать с красивыми куклами, даже если бы у него нашлись на них деньги, старый он козёл?

Тебя Ларри, приятно послушать, даже если ты порешь чушь.

Пёрл. Конечно. Ты отличный мужик. Нам просто нервно, вот и всё. Этот проклятый торгаш — почему он не может быть таким, как всегда? Я никогда не видела, чтобы человек так менялся.