На все робкие попытки Ольги извиниться за испорченное чаепитие на следующий день, Алина отмахнулась тотчас, молниеносно резкой и слегка циничной фразой:
— Не напрягайтесь, Оля, ради бога! Что это Вы все время извиняетесь, будто живете по ошибке?
— То есть? — осеклась Ольга растерянно. — Не понимаю Вас…
— Бросьте. Все Вы понимаете прекрасно! — Алина усмехнулась, чуть поджала губы. — Учитесь, милая, быть хозяйкой своей жизни, а не приживалкой! Немного странно смотреть на Вас. Сумели выкарабкаться из передряг, крутого мужика подцепили на аркане, так не надо оглядываться, дуйте вперед и с песней, на всех парусах, бабий век то короток, сами знаете! — Тут Алина, не удержавшись, подмигнула собеседнице хитроватым, густым, почти до черноты, зеленым глазом.
— Я никого не «цепляла». — Ольга вновь остро ощутила непреодолимое желание отодвинуться от Алины подальше. — Алексея Кирилловича я очень люблю, но…
— Что, отпустили бы его к другой бабе, если захотел бы? Ой, ли?! — Алина странно хмыкнула. — Не боитесь дразнить Судьбу? Впрочем, с Вас станется! Мазилы и писаки, они все не от мира сего.
— Кто, простите? — Ольга ошарашено посмотрела на Алину.
— Мазилы, ну, художники, то есть, — легко пояснила та. — Мне тетка Вера говорила, что Вы рисуете, детские книжицы оформляете, комиксы там… Не дадите, кстати, мне пару штук, маленькой племяшке отвезу? Она тоже малевать любит, на полу с карандашами часами возится. Пусть бы рисовала, пока не порвет. Комиксы — это не книжки дорогие, со сказками. Так, макулатура!
— Мои последние рисунки нужно раскрашивать фломастером. — Неизвестно почему пояснила Ольга, окончательно смешавшись. Она упорно пыталась не замечать ноты пренебрежения, явно сквозившей в последней реплике девушки. Энергичная, хамоватая бесцеремонность и неизменная, несколько наигранная, веселость Алины все чаще сбивала Ольгу с толку, и словно бы скручивала ее душу в резиновый жгут, но вести себя как-то иначе во время визитов массажистки Ольга просто не могла. Не умела. И чтобы хоть как-то защитить себя от невидимого, непрошенного и жадного энергетического напора «хозяйки жизни», она пыталась неловко и беспомощно замкнуться в себе, односложно отвечала на все вопросы, не выслушивала до конца реплик, никогда не предлагала Алине чаю, пыталась заранее, еще до ее прихода, переделать все свои мелкие домашние дела. Одним словом, превратить свою инакость и непохожесть всего лишь в легкое «карманное недоразумение», но так и не смогла до конца понять, удалось ли ей это?
Казалось, что Алина наблюдает за Ольгой, за всеми ее попытками создать свою броню, уклониться от какого-то, одной ей видимого, удара — снисходительно, свысока, смеясь. Ибо, ни один жест «клиентки-мямли», по представлению Алины, вовсе не имел того завершенного небрежного, естественного изящества, какое всегда было в любом повороте ее собственной головы, в самом незначительном, едва уловимом движении ее пальцев, кистей, ладоней, запястий. Звон браслетов на них еще долго раздавался в ушах Ольги после того, как Алина уходила, закончив сеанс.
Посвятить хоть каким то «краем души» мужа в свои тревоги, которые считала немного нафантазированными, Ольга никак не желала. И еще просто не могла. Ведь в последнее время Алексей приходил домой позже, чем всегда. Против обыкновения, он почти не объяснял Ольге причин задержки, отшучиваясь тем, что, «засовывая голову под капот разномастных «мустангов» клиентов, совсем забывает о времени». Нет, Алексей внешне был все таким же: внимательным, серьезным, спокойным. Все также ловко и неспешно справлялся с нехитрыми домашними хлопотами. |