|
Что произошло в следующую долю секунды, Ольга понять так и не успела. Она только сморгнула щипающую глаза соленую каплю, и тотчас увидела, как сильная, белоснежно-гибкая рука Алины, с безупречным маникюром тянется к ремню на выцветших, рабочих Лешкиных джинсах… Ремень заблестел от узкого солнечного луча, проникшего сквозь щель в крыше ангара внутрь. Слепящий зайчик прыгнул, обжигая, прямо в глаза Ольги, она охнула, зажмурилась, отступила на шаг в сторону, споткнулась, обо что-то длинное, растянутое на земле, раскрыла глаза и руки, чтобы удержать себя, неуклюже покачнувшуюся. В зеркальце бокового обзора одной из машин она краем глаза увидела стоящую на коленях Алину. Ее хищный профиль. Линию щеки. Резкую, в прохладной полутени, с упавшей на нее светлой прядью волос… Призывно открытый, влажный рот, тянущийся к полоске темно-розовой плоти в обрамлении жестких светлых волос. Проклиная про себя беспощадную, холодно-профессиональную, и такую ненужную, отвратительную, ненавистную в эту минуту, «память глаз», Ольга беспомощно зажмурила их, шагнула влево, неуклюже толкнула рукой холодный металлический бок какой то машины. Автомобиль отреагировал на ее прикосновение вспыхнувшими фарами и пронзительным воем сирены. Вцепившись пальцами в трость-зонтик, она повернулась, резко вздернула вверх подбородок и побежала к выходу… Впрочем, «побежала», сказано слишком сильно! Она всего лишь пыталась ускорить и без того неровный, неуверенный шаг, все сильнее опираясь на трость, почти слившись с нею, вдавливая ее в шлаковое, сыпучее покрытие ангара…
Ребенок колыхнулся внутри нее, поворачиваясь, она закусила губу от боли, но продолжала идти вперед, как слепая, наощупь, к выходу, залитому тенями позднего майского утра и щебетом птиц. Щурясь на ярком свете, облизывая пересохшие до горечи губы. Обдало ветром ее мокрую от пота спину, и тотчас побежали мурашки. Неловко, почти ползком, она прошла еще десяток шагов до скамейки под матерчатым тентом, села и только тут заметила, что в руке она, кроме трости, держит еще и пакет с телефоном и портмоне, давящий на кисть непомерной, мучительной тяжестью. Она закусила губу от досады и беспомощно оглянулась. Неподалеку от нее, паренек в желтой бейсболке возился с шиной велосипеда. Она махнула рукой. Он вопросительно посмотрел на нее, отложив гаечный ключ, нехотя поднялся, подошел: — Чего Вам? — Ты здесь работаешь? — Ну, вообще, да… Машины мою, — нехотя протянул паренек. — Только сейчас перерыв. А что? — Отдай, пожалуйста, это Алексею Касаткину. Он там, в ангаре. У меня сил нет идти. Я устала. И ребенок тоже. Ольга с улыбкой кивнула на свой живот. — Я тебе заплачу. Она раскрыла кошелек, вытащила монету. Вот возьми. — Это много! — Парень, прищурившись, внимательно посмотрел на нее. — Вам, что плохо? Давайте я кого-нибудь позову? Там есть девушки, они помогут. — Нет. Она покачала головой. — Поймай мне такси, хорошо? И только потом отдай Алексею Кирилловичу сверток. Ты его знаешь? — Да. А Вы — Ольга Андреевна. Я побегу, скажу ему, что Вы тут… — Стой! — Она вздрогнула, как от удара. — Не надо, потом скажешь, когда я уйду. Откуда ты меня знаешь? — Ольга облизнула пересохшие губы. — Вас же почти все знают здесь. Ваша фотография на верстаке у Алексея Кириллыча всегда стоит. И потом, я комиксы покупаю, что Вы рисуете, там тоже Ваша фотка есть, с обратной стороны. — Правда. — Ольга опять напряженно улыбнулась. — Я и забыла. Это от жары, наверное. Я ее плохо переношу. Совсем. — Купить Вам мороженое? — неожиданно предложил паренек. — Пока едите, отдохнете. Мне мороженое всегда помогает. |
