Интересно, это все изобретает один и тот же? Или они тут все такие? Сразу не разберешься, но время терпит. Гоша найдет этого типа, и разговор будет крутой.

Гоша пошел вперед, старался придать походке независимость. Трудно держаться с достоинством после того, как ты не мог влезть в рубаху и зубами распутывал шнурки на тапочках. И хохот доносился из-за всех углов.

Гоша готов рассчитаться с этим типом немедленно и на всю жизнь отвадить от подобных подвигов.

Тянется длинный коридор. Справа двери, слева двери. Идет мальчик, не спешит. Надо разобраться в обстановке. А кулаки у мальчика крепко сжаты на всякий случай.

— А рубашка у него новенькая, — пропищал откуда-то голос.

— И тапки новенькие! — пропищал другой голос.

— И сам он совершенно новенький, — тоненько добавил третий.

Броситься? Поймать? А кого? Пустой коридор.

Интернатский

Из-за двери слышится песня. «А снится мне трава, трава у дома, высокая зеленая трава». Красиво поет радио, нежно играет рояль. Детский хор выступает, и Гоше нравится, как он поет. Но тут резкий женский голос за дверью сказал:

— Стоп, стоп! Все сначала. Опозоритесь во Дворце пионеров на всю Москву. Шикляева! Быкова! Особенно ты мне не нравишься сегодня, Настя Быкова! Петь надо певуче, а не выкрикивать обрывочные фразы. Еще раз, душевно, напевно.

— Мне на гимнастику надо, — заныл девчачий голос. — Вадим Анатольевич не велит опаздывать. Он будет меня ругать.

— Не будет никакой Вадим Анатольевич никого ругать, — твердо возразила руководительница хора. — Он у нас в интернате вообще на полставки. А хор готовится к городскому смотру. И потому хор на сегодня гораздо важнее, чем гимнастика.

И опять запели про траву у дома. Гоша шел дальше, а песня долго была слышна. «И снится мне не рокот космодрома, не эта ледяная синева…» Гоша знает эту песню. Когда бабушки нет дома, Гоша включает радио на кухне и поет вместе с певцами. Он любит петь, но в хор записываться не станет. Скучно петь хором. Пусть эти поют по команде — Шикляева какая-то, Быкова какая-то. А он запишется в бокс и со всеми разберется.

Вспомнилась тетя Маша, дворничиха со школьного двора. Почему она вспомнилась? Гоша не знал. Она, наверное, сейчас сметает во дворе желтые листья. И поет, она часто поет. И она разговаривала с Гошей. Он почему-то помнит все, что говорила дворничиха тетя Маша.

В то утро он убежал с урока математики. И тетя Маша пустила его в будочку, где у нее хранились метлы, лопаты, ящик с песком. И сказала:

— С урока убежал? Трудный урок?

— Ага, — беспечно кивнул он. — Математика. Я задачки не умею решать.

— Значит, ты прогульщик, — печально вздохнула тетя Маша. — От трудного бегаешь. Жалко. — И склонила голову набок, смотрела на Гошу черными глазами. Осуждала? Жалела?

— Ну прогулял один урок, делов-то, — заворчал Гоша. Ей-то какое дело, тете Маше?

— Урок, не урок. А прогульщик — это тот, кто бежит оттуда, где трудно. Спасать кого-нибудь, себя защищать — а он все куда-то вбок. Прогуливает. Да нет, ты не прогульщик. У тебя глаза смелые. — И вдруг так ярко улыбнулась тетя Маша. Она цыганка, и бусы звенят, когда тетя Маша подметает.

С чего вспомнил тетю Машу? Теперь у него совсем другая жизнь.

— Эй, новенький-хреновенький! — Маленький в красном свитере юркнул за поворот. Гоша рванулся за ним. Поймать такого шпингалета — одна секунда. Но засмеялась рядом взрослая девочка:

— Это наш Валиков, он играет в новую игру «Ну, погоди!».