— Пожалуйста, проходи, брат, — пригласила Марьям.
Дакур вошел в комнату, достал кисет с табаком.
Сворачивая цигарку, Дакур пожаловался:
— Ну и здоров шайтан морочить голову людям! Нет сна, да и только… А ты, Марьям, храни сердце в покое, не расстраивайся. Аллах милостив… Парень у тебя молодец, ничего с ним не случится. Ну, посидел с приятелями, хватил лишнего, молодость — что с нее возьмешь…
Старая Марьям смотрела в рот Дакуру.
— Благодарю тебя, — вежливо сказала она. — Ты льешь бальзам на мое раненое сердце.
— Завтра придет, запоет, наденет новый костюм, и забудешь ты свои слезы.
— Ему бы забыть девку эту городскую.
— И ее забудет, дай срок.
Утром, когда под ярким солнцем густым тепловатым паром закурились огороды, Дакур, Марьям и Фаттум отправились в город.
Они знали, что их провожают десятки глаз, и шли, глядя прямо перед собой.
С того дня, когда к домику старой Марьям подкатил полицейский автомобиль, деревня жила интересами этой семьи.
Что им делать в городе, старой Марьям и этим двоим? Или с Кемалем что случилось? Кто-нибудь видел, как Кемаль ехал сегодня на фабрику? Нет. А когда он возвращается, об этом знает только мать и эта бесстыжая дочка старого Дакура! Вот они идут вместе, и она за ними увязалась.
— Да парень-то и не глядит на нее!
— Вот и говорю: бесстыжая она.
— Это верно… Правильно говорят люди: когда зовут — не ломайся, где не ждут — не появляйся.
— Если парень прибился к городскому дому, ему уж не до Дакуровой дочки. Придется старой Марьям смириться…
— Человек должен есть много, а говорить мало. Все ее сыновья ушли в город за городскими девушками. А она-то хвастала — мир перевернет, а не разрешит Кемалю жениться на городской. Вот и перевернула: ступай теперь — ищи своего сына…
Когда жаркое солнце поднялось над самой головой и замерло в зените, с дороги к огородам свернул полицейский.
Он шел тяжело, под ногами чавкала липкая глина, полицейский обливался потом и отчаянно ругался: он уже сдал дежурство и собирался домой, когда комиссар всучил ему бумагу и послал в эту дыру…
— Э-э-й, вы отсюда, что ли? — окликнул он толстяка Дияпа, поравнявшись с его огородом, и показал на деревню. — Из этой деревни?
Полицейский! У них нет никаких дел с полицией. Никто не скрывается от воинской повинности и никто не замешан в воровстве… Никто из них не мог загулять в городе и натворить там каких-нибудь дел. С утра до вечера они мотыжат землю, с заходом солнца отправляются домой и мирно спят. Может быть, кто-то не уплатил налогов? Но тогда где же сборщик налогов с черной сумкой?
— Чего испугались? — крикнул толстяк Дияп женщинам. — С какой стати бояться государственных чиновников?
— Молодец Дияп. Поди, поговори с ним, но не приводи его сюда!
— Не приводи его сюда, Дияп, пойди сам и поговори с ним.
— Дурачье, испугались полицейского.
Дияп поправил широкополую шляпу и пошел.
За ним потянулось еще несколько парней и девушек.
Оставшиеся с любопытством и волнением ждали, чем все это кончится.
Дияп недолго говорил с полицейским. Должно быть, все сразу стало ясным, потому что девушки что есть духу кинулись обратно к огородам.
Они закричали еще издали:
— Брат этой городской убил Кемаля из револьвера!
Пока толстяк Дияп спешил назад, женщины уже все обсудили. Они давно знали, что этим и кончится. Разве они не предупреждали? Разве они не говорили, что парень добром не кончит? Не зря им такие сны снились! Значит, бедняжка мать уже знала. |