Изменить размер шрифта - +
Как  идут
дела?
     --  Да ничего, нормально.  Старшим  телефонистом  назначили  вот, --  и
хмыкнул: -- Сержанта сулятся дать. Глядишь, я и  вас  обскакаю в  званиях, в
генералы выйду...
     -- А что? Тот не солдат... А ну-ка, полей-ка, Николай Евдокимович.
     Щусь стянул с  себя гимнастерку  и рубаху, сердобольный Коля Рындин лил
ему на  спину  из котелка,  стараясь  не попадать струей  в глубокий шрам, в
середке  багровый,  по  краям  синюшный,  цветом и  формой  похожий на бутон
медуницы, ровно бы помеченный когтями дикого зверя -- следы от швов. На Дону
попало.  Комиссован  он  был  на три  месяца. В  Осипово съездил и  сотворил
Валерии  Мефодьевне второго ребенка, на этот раз парня, Василия Алексеевича.
Побывал он и в двадцать первом полку, в гостях у своего высокого попечителя,
полковника  Азатьяна.  Дела  в полку в  смысле  жилья  маленько подладились,
построено несколько казарм-бараков, подвалы совсем раскисли и развалились, с
едой же обстояло еще хуже, чем в  прошлые времена, муштра и холод все те же,
мается  под Бердском народ уже двадцать  пятого года рождения  --  Россия не
перестает  поставлять  пушечное  мясо. Отмаялся  старшина Шпатор,  кончились
земные  сроки  Акима  Агафоновича. Умер  он неловко, в  вагоне  пригородного
поезда  --  ехал  зачем-то в Новосибирск, сел  в уголке  и  тихо  помер,  на
повороте качнуло вагон, мертвый свалился на  пол, валялся в грязи, на шелухе
от семечек,  средь  окурков, плевков  и прочего добра. Не поднимали, думали,
пьяный валяется,  и катался  старшина  до  тех  пор,  пока ночью  вагоны  не
поставили  в  депо,  уборщицы,  подметающие  в  них,  и обнаружили  мертвого
старика. За  всю  службу, за  всю  маету,  за тяжелую долю,  выпавшую  Акиму
Агафоновичу, явлена была  ему  льгота или Божья милость -- полковник Азатьян
велел  привезти  из  городского морга старого служаку  и похоронить со всеми
воинскими почестями  на полковом кладбище.  Была заминка  с  похоронами -- в
кармане  гимнастерки  Шпатора с обратной стороны военной  накладной написано
было химическим карандашом завещание,  в котором  старшина  Шпатор просил не
снимать  с него нательный  крест  и  похоронить его  рядом  с  мучеником  --
солдатом Попцовым  либо с убиенными агнцами, братьями Снегиревыми. Но к  той
поре  щель,  в   которой  покоились  братья  Снегиревы,  уже   сровнялась  с
ископыченным военным плацем, а где закопан Попцов, никто не помнил.
     Похоронили   старшину  возле  лесочка,  среди  могил,  в  изрядном   уж
количестве здесь расселившихся,  несмотря на  то, что в учебном полку, как и
прежде, не  хватало боеприпасов, все же  дали  залп  над  могилой,  пусть  и
жиденький, из трех винтовок.
     Под  Харьковом, куда после  излечения прибыл Щусь, ему присвоили звание
старшего лейтенанта,  а вот когда он сделался капитаном, Лешка и не ведал --
редко все же видятся, хоть и в одной дивизии воюют.
     --  Ну,  что там,  на  берегу?  Мы  ничего еще  не  видели,  в потемках
притопали,  --  спросил  капитан,  вытираясь  сухим,  застиранным  рушником,
услужливо поданным Колей Рындиным.
Быстрый переход