Взвод разведки, начав переправу
раньше времени, спровоцировал начало операции, нарушил ее план и ход. А раз
так, раз зарвались -- хоть зубами держите полоску правого берега,
укрепляйтесь на нем. В восемнадцать ноль-ноль начнется артподготовка и через
полтора часа -- переправа главных сил -- такой приказ поступил из штаба
корпуса в дивизию, из дивизии в полки.
Видя, как плотнеет огонь над рекою, как щипает взрывами берег, остров и
все, что есть по эту сторону реки, как сама вода кипит и подбрасывает вверх,
мутная, грязная, вытряхивающая из водяного султана каменья, щепье, лохмотья,
ошметки, разом подумали оба командира полка: пропал взвод, пропадут роты без
поддержки, и поддержать их пока невозможно...
Но именно в эти лихие минуты из-за леса, из-за тополей, почти над
самыми головами прошли эскадрильи штурмовиков. Летаки уже с реки звезданули
из ракетных установок по вражескому берегу, насорили на оборону противника
крупных "картошин" -- и все это кипящее варево присолили из автоматических
пушек и крупнокалиберных пулеметов...
Правый берег, затем и левый начало затягивать копотью, дымом и пылью.
Отработавшие звенья штурмовиков сменили в небе другие эскадрильи. В
небе шел непрерывный воздушный бой истребителей, падали самолеты то за
рекой, то в реку. Один подбитый "лавочкин" дотянул до нашего берега, упал
как-то совсем уж неладно, в районе ротной кухни. Летчик не успел раскрыть
парашют и растянул свои кишки по обрубышам и обломышам изувеченного
бомбежкой дерева.
Коля Рындин снял с сучьев останки убиенного.
Обедом бойцов кормили под грохот и вой снарядов. Коля Рындин и сам
пообедал плотно, впрок, сдал кухонное хозяйство совсем изварлыжившемуся
повару и отправился к своим товарищам. Командир батальона собирал в кучу
людей, умеющих плавать.
Тем временем из дыма, уже высоко клубящегося над берегами, высыпались
условные ракеты -- стрелковые роты, пользуясь внезапностью, достигли правого
берега, но сколько и чего осталось от первых двух рот и взвода разведки --
никто не знал.
Переправа
В тот вечер солнце было заключено в какую-то медную, плохо начищенную
посудину, похожую на таз. И в тазу том солнце стесненно плавилось, вспухая
шапкой морошкового варенья, переваливалось через края посудины, на закате
светило, зависало над рекой, и, угасая, усмиряясь, кипя уже в себе, не
расплескивало огонь, словно бы взгрустнуло, глядя на взбесившиеся берега
реки. Двуногая козявка, меча огонь молний, доказывала, что она великая и
может повелевать всем, хотя и вопит со страху: "И звезды ею сокрушатся, и
солнцы ею потушатся". Но пока "солнцы потушатся", да "звезды сокрушатся",
исчадие это Божье скорее всего само себя изведет.
Быстро-быстро, вроде как раздосадованно, солнце скатилось за горбину
высоты Сто и скрылось в дымом передернутой дали.
Подтянувшиеся к самому берегу подразделения, назначен- ные на
переправу, сосредоточенно сидели и лежали в кустарниках, притаились за
грудами каменьев, собранных по полям и на закраинах огородов, проросших
крапивой, отличником, диким терном, мальвами, ярко радующимися самим себе
там, где их не достало огнем, не секло пулями. |