И как только оплеснуло огнями разрывов мин и снарядов, шарахнуло
бомбами по правой стороне реки, комбат Щусь и командиры рот погнали в воду
людей, которые почти на плечах сволокли в реку неуклюжий дощатый баркас,
густо просмоленный вонючей смесью. Баркас был полон оружия, боеприпасов,
сверх которых бойцы набросали обувь, портянки, сумки и подсумки. -- "Вперед!
Вперед!" -- отчего-то сразу севшим, натужно-хриплым голосом позвал комбат,
и, подвывая ему, подухивая, почти истерично тенорил под берегом Оськин,
что-то гортанное выкрикивал Талгат, и, сами себе помогая, успокаивая себя и
товарищей, бойцы, младшие командиры под- давали пару:
-- Вперед! Вперед! Только вперед! Быстрее! Быстрее! На остров! На
остров!..
Сотни раз уж было сказано: куда, кому, с кем, как плыть, но все это
знание спуталось, смешалось, забылось, как только заговорили, ударили пушки
и пулеметы. Оказавшись в воде, люди ахнули, ожженно забулькались, где и
взвизгнули, хватаясь за баркас.
-- Нельзя-а! Нельзя-а-а! -- били по рукам, по головам, куда попало,
били гребцы веслами, командиры ручками пистолетов. -- Опрокинете! В Бога
душу мать! Вперед! Впере-од!..
-- Тону-у-у, тону-у-у! -- послышался первый страшный вопль -- и по всей
ночной реке, до самого неба вознеслись крики о помощи, и одно пронзительное
слово: -- Ма-а-ама-а-а-а! -- закружилось над рекой.
Оставшиеся в хуторе на левом берегу бойцы, слыша смертные крики с реки,
потаенно благодарили судьбу и Бога за то, что они не там, не в воде. А по
реке, вытаращив глаза, сплевывая воду, метался комбат Щусь, кого-то хватал,
тащил к острову, бросал на твердое, кого-то отталкивал, кого-то, берущего
его в клещи руками, оглушал пистолетом и, себя уже не слыша, не помня, не
понимая, вопил: "р-рре-от, ре-о-от!"
Они достигли заречного острова. Щусь упал за камень, перекаленно
порскающий пылью от ударов пуль, и, приходя в себя, услышал, увидел: вся
земля вокруг вздыблена, вся черно кипит. Почувствовав совсем близко
надсаженное дыхание, движение, Щусь выбросил себя из-за камня, побежал по
отмели, разбрызгивая воду, хрипя, валясь в воду; штаны, белье, гимнастерка
оклеили тело, вязали движения -- люди волокли баркас. "Немного, еще немного
-- и мы в протоке. Мы под яром!" -- настойчиво стучало у комбата в голове, и
он, оскалясь, сорванно кричал, грудью налегая на скользкую тушу суденышка:
-- Еще! Еще! Еще! Навались! Навались, ребятушки! Эй, кто там живой? Ко
мне! Кому говорю?!
Они обогнули вынос заречного острова, они сделали немыслимое: заволокли
баркас в протоку, по спокойной воде баркас и к берегу, в укрытие затащили
бы, но протока была поднята в воздух, разбрызгана, разлита, взрывы рвали ее
дно и как бы на вдохе всасывало жидкую грязь и воду, подбрасывая вверх, во
тьму вместе с вертящимися каменьями, комьями земли, остатками кореньев,
белой рыбы, в клочья разорванных людей. Продырявленный черный подол ночи
вздымался, вздыхал вверх, купол воды, отделившийся ото дна, обнажал жуткую
бесстыдную наготу протоки, пятнисто-желтую, с серыми лоскутьями донных
отложений. |