По иронической усмешке, с которой прокурор об этом рассказывал, судья понял, что разговор велся совсем не в том тоне и не в тех выражениях. Но он не упрекнул старого товарища в нарушении Уголовно‑процессуального кодекса. Прокурор и так пересидел в советниках юстиции, по армейским меркам – в подполковниках, по опыту и должности ему пора бы уже стать старшим советником юстиции. В его положении ни к чему наживать в Мамаеве влиятельного недоброжелателя. Кодекс кодексом, а жизнь жизнью.

У прокурора создалось впечатление, что самой большой неожиданностью для Мамаева была цена, за которую его заказали. Двенадцать тысяч долларов за комнату в коммуналке плюс три тысячи долларов аванса, плюс стоимость «Винтореза» и старых «Жигулей» – тысяч пять, не больше. Получается, его оценили всего в двадцатник? Где же заказчик нашел такого киллера? Да он мог объявить полтинник и даже стольник!

– Калмыков работал в реабилитационном центре при военном госпитале, – пояснил следователь.

– Как его там нашли? Кто? Почему его?

Следователь показал то место в протоколе, где он задал Калмыкову эти же вопросы. Калмыков ответил, что служил в армейской разведке, имеет навыки оперативной работы, заказчик мог узнать об этом из его личного дела в архиве Минобороны. А как на него вышли, он не знает. Он задал этот вопрос заказчику, но тот не ответил.

– У вас есть недоброжелатели? – спросил прокурор.

– Недоброжелатели – это у вас в конторе, – последовал раздраженный ответ. – А в большом бизнесе есть только враги.

– Вы не допускаете, что кто‑то из ваших подчиненных, друзей или близких людей действительно нанял Калмыкова, чтобы проверить систему вашей безопасности?

– И купил ему «Винторез»? – парировал Мамаев.

– Я допрашивал доктора Перегудова из реабилитационного центра, – сказал следователь. – Он наблюдал Калмыкова больше года. Он не верит, что Калмыков готовил убийство.

– Мало ли во что он не верит! Что это за центр? Как там оказался киллер?

– Центр арендует помещение у военного госпиталя, – ответил следователь. – Калмыков попал в госпиталь после тяжелого черепно‑мозгового ранения.

– Псих, значит, – заключил Мамаев. – Тогда понятно.

– Экспертиза признала его вменяемым, – возразил следователь.

– Все равно псих! Подписаться на такое дело за двадцать кусков! А если не псих, то полный мудак!

– Эта цифра оскорбила его до глубины души, – рассказывал прокурор судье Сорокину. – Да за кого его, черт возьми, держат? Сейчас все помешались на рейтингах. А дело‑то проще пареной репы. За сколько можно заказать человека, такая ему и цена.

– Он назвал кого‑нибудь, кто мог его заказать? – спросил судья.

– Нет. Он сказал, что совершенно точно знает, кто его заказал. Но нам не скажет. Его должны найти мы. И засадить на всю катушку. Эту блядь. Так он выразился. После этого спросил моего следака, какой у него чин. Тот ответил: юрист второго ранга – старший лейтенант. Мамаев сказал: будешь майором. Мне он ничего не пообещал, но при прощании руку пожал очень многозначительно, – закончил свой рассказ прокурор. – Скажи‑ка мне, Алексей Николаевич, мы ведь можем не тащить его в суд? Он очень этого не хочет.

– Можем, конечно. Если ты не потребуешь вызвать его в качестве свидетеля.

– Не потребую. Того, что он сказал для протокола, хватит. Он хотел, чтобы его фамилия вообще не упоминалась в процессе. Этого я ему обещать не мог.

– Ну почему? – возразил Сорокин. – Если в обвинении не будет приготовления к преступлению, можно и не упоминать.