Артист передал из ельника:

– Им что‑то сообщили.

– Что делают? – спросил я.

– Матерятся.

– Он пошел пешком. Будет возле вас примерно через час с четвертью. Действуйте по обстановке. Двоих на «Ниве» мы задержим. Как понял?

– Понял. До связи.

Так мы некоторое время и двигались: клиент, за ним в полукилометре «Нива», а за «Нивой» мы с Мухой на «Жигулях». Лагерь скрылся за сопкой, никаких машин на дороге не было. Самое время было перехватить «Ниву», но неожиданно она резко прибавила скорость.

– Это еще что такое? – удивился Муха. – Он что, рванул стометровку?

Через пять минут мы поняли, в чем дело. «Нива» стояла на обочине, а черные куртки мурманских ребят мелькали в распадке среди красных кустов боярышника.

– Пастух, слышишь меня? – раздался голос Артиста. – Они уезжают. Джип уезжает. Что‑то им передали.

– К лагерю?

– Нет. К станции. Наши действия?

– Ждите.

– Он пошел напрямик, через сопки, – сообразил Муха. – Эти двое идут за ним. А те, на джипе, перехватят его на выходе.

– Забери Боцмана и Артиста и дуйте за джипом, – приказал я. – Этих я остановлю.

– У них стволы, – возразил Муха. – Ты пустой. А у меня ствол законный.

Он передернул затвор служебного «ИЖ‑71», а попросту говоря – слегка модернизированного «ПМ», разрешение на который имел как совладелец частного детективно‑охранного агентства «МХ плюс», выскочил из тачки и устремился в сопки. Я дал по газам. Артист и Боцман уже вылезли из ельника, ждали. Километров через восемь мы увидели джип. Его бросили на обочине дороги рядом с тропкой, которая уходила в распадок.

Тут у этих мурманских ребят было перед нами явное преимущество. Они знали местность. А у нас была только карта. Никаких троп в сопках на ней отмечено не было. Между джипом и тем местом, где бросили «Ниву», по прямой было километра три. С учетом рельефа, около четырех. Судя по изгибу дороги, клиент мог сэкономить километров десять. Но недаром сказано: «Коли три версты околицей, прямиками будет шесть».

Я приказал Артисту замаскировать «Жигули», вести наблюдение за джипом и держать с нами связь, а сам с Боцманом углубился в распадок. У Боцмана был ижевский «макаров», такой же, как у Мухи, с разрешением, у меня не было ничего. Поэтому я двинулся вперед, а Боцман меня страховал. Наш расчет был на то, что эти двое из джипа не ожидают никакой опасности с тыла. Скорее всего они залягут по сторонам от тропы и будут поджидать клиента.

Мы оказались правы. Их выдала сорока. Она перелетала с лиственницы на лиственницу и так разорялась, что один из них не выдержал и начал швырять в нее камнями. Это обнаруживало в нем городского жителя, не имеющего опыта ведения боевых действий в условиях лесисто‑гористой местности. Он пристроился с «калашом» между двумя огромными замшелыми валунами, выставив на обозрение с тыла мощную спину и бритый затылок, крутой, как у молодого бычка. Второй замаскировался лучше, влез в куст орешника, из него торчали лишь его ноги в остроносых ковбойских сапогах с высокими каблуками. Соответственно распределились и мы. Я взял на себя бычка, а Боцман ковбоя.

Прошло полчаса. Ничего не происходило. Еще полчаса. Тишина. Я уже начал беспокоиться за Муху, но тут ожила моя рация, включенная на прием.

– Я чего‑то не понимаю, – озадаченно сообщил Муха. – Кто меня слышит?

– Я тебя слышу, – ответил Артист. – Что у тебя?

– Он его прикончил.