Метров двести за нами бежали мальчишки со своей собакой. Потом мы достигли поворота, где тренировался толкатель ядра. Он махнул нам рукой.

— Привет! — откликнулась Бренда, а я улыбнулся — может, вы этого не знаете, но улыбающийся бегун вы глядит довольно глупо. Через пятьсот метров мальчишки отстали и повалились на траву, а собака, развернувшись, побежала в другую сторону. У меня уже начались колики в боку, но я не отставал от Бренды, которая, когда мы пошли на второй круг, снова крикнула толкателю: «Привет». Тот полулежал на газоне и следил за нами, поглаживая ядро так, словно оно было хрустальным шаром. «Эх, — подумал я, — вот это спорт!»

— Может, побросаем ядро? — пропыхтел я.

— Потом, — ответила Бренда. Я заметил, как по завитку волос возле ее уха сползает капелька пота. Мы пробежали уже тысячу метров, как вдруг Бренда свернула с дорожки и опустилась на траву. Это было так неожиданно, что я побежал дальше.

— «Эй, Боб Матиас! — окликнула меня Бренда. — Давай позагораем!»

Но я притворился, будто не слышу ее, и хотя сердце мое было готово выскочить из груди, а во рту было сухо, как в пустыне, — я продолжал переставлять ноги, решив про себя, что не остановлюсь, пока не пробегу еще один круг.

— Привет! — жизнерадостно окликнул я толкателя ядра, пробегая мимо него в третий раз.

Бренда была восхищена мною.

— Ты молодец! — похвалила она меня, когда я наконец остановился рядом с ней и, уперев руки в колени, принялся судорожно втягивать в себя воздух — вернее, испускать дух.

Я был немногословен:

— Ага… — только и сумел я выдохнуть в ответ.

— Давай будем бегать каждое утро, — предложила Бренда. — Будем вставать рано утром, завтракать двумя грейпфрутами, а потом ты будешь бегать. А я стану засекать время. Думаю, через две недели ты выбежишь из четырех минут. Правда, милый? Я попрошу у Рона секундомер.

Она была так возбуждена! Подползла ко мне, подтянула мои влажные носки и укусила за колено.

— Отлично! — сказал я.

— А потом мы будем возвращаться домой и завтракать уже по-настоящему.

— Отлично!

— Назад машину поведешь ты, — сказала Бренда. Вскочила с травы и побежала к «фольксвагену».

На следующее утро мы снова были на стадионе. Скулы мои сводило от терпких грейпфрутов. На сей раз Бренда захватила с собой секундомер и полотенце — чтобы мне было чем вытереться после финиша.

— Вообще-то у меня немного побаливают ноги, — осторожно заметил я.

— А ты сделай разминку, — предложила Бренда. — Давай вместе.

Она бросила полотенце на траву, и мы принялись приседать, отжиматься и задирать ноги. Я был в восторге.

— Знаешь, я сегодня пробегу только пол-дистанции, Брен. Посмотрим, какой будет результат… — начал было я, но Бренда уже запустила секундомер. Пробегая по дальней стороне стадиона, я оглянулся и увидел, что она сидит на земле, обняв себя за колени, и поглядывает то на хронометр, то на меня. Надо мной медленно плыли белым пушистым хвостом облака. На стадионе не было никого, кроме нас двоих, и я сразу вспомнил одну из типичных сцен в фильмах про скачки: раннее утро перед дерби в Кентукки, и старый мудрый тренер вроде Уотера Бреннана вместе с молодым красивым наездником совершают последний тренировочный заезд, дабы убедиться, что двухлетний жеребец, принадлежащий юной красавице, действительно самый резвый из скакунов. Конечно, кое-какие отличия все-таки были — например, когда я пробежал пятьсот метров, Бренда крикнула: «Одна минута и четырнадцать секунд!» — но в общем все было замечательно, восхитительно, чисто, и когда я финишировал, меня там ждала Бренда.