Я вообще о них забыла, честно говоря. Или, может быть, просто не вспоминала о деньгах. То есть, я хочу сказать, что у меня всегда было достаточно денег, и эти триста долларов мне были просто ни к чему. Наверное, в один прекрасный день он понял, что его деньги мне не понадобятся.
Бренда подошла к узкому, запыленному окну и пальцем вывела на нем свои инициалы.
— А зачем они понадобились тебе сейчас?
— Не знаю… — ответила она, и, подойдя к выключателю, вырубила свет.
Я остался сидеть в кресле. Бренда в своих облегающих шортах и майке казалась в наступившем полумраке обнаженной. А потом я заметил, что у нее вздрагивают плечи.
— Я хотела разыскать эти деньги, разорвать их на мелкие кусочки и запихнуть эти обрывки в мамин кошелек! Клянусь, я сделала бы это, если бы нашла эти треклятые деньги.
— Я бы тебе не разрешил, Брен.
— Не разрешил бы?!
— Нет.
— Возьми меня, Нейл. Прямо сейчас.
— Где?
— Ну же! Здесь. На этой грязной-грязной софе.
И я повиновался.
На следующее утро Бренда приготовила завтрак на нас двоих. Рон отправился на свою новую работу — я слышал, как он напевал под душем; упражняться в вокале он начал примерно через час после того, как я вернулся в свою комнату. По сути, я еще не заснул, когда из гаража выехал «крайслер», увозивший босса и его сынка в Ньюарк. Миссис Патимкин тоже не было дома: она отправилась в синагогу побеседовать с реббе Кранитцем о предстоящей свадьбе. Джулия играла на заднем дворе, «помогая» Карлоте развешивать белье.
— Знаешь, чем я хочу заняться после завтрака? — спросила Бренда.
Мы ели грейпфрут. Бренда не смогла отыскать нож для очистки кожуры, и поэтому мы решили есть грейпфрут как апельсин — дольками. Немудрено, что мы заляпались липким соком.
— Чем? — поинтересовался я.
— Хочу пробежаться, — сказала Бренда. — Ты когда-нибудь бегал?
— Ты имеешь в виду — на стадионе? Конечно. Мы в школе должны были каждый месяц совершать забег на полтора километра. Чтобы не прослыть маменькиными сынками. Я думаю, что чем больше у человека объем легких, тем сильнее он должен ненавидеть свою мать.
— Я хочу пробежаться, — повторила она. — И мне хочется, чтобы ты побежал вместе со мной. Ладно?
— Ох, Бренда…
Но уже через час, завершив завтрак, который состоял еще из одного грейпфрута — похоже, бегуну на завтрак ничего кроме грейпфрутов не положено, — мы отправились на стареньком «фольксвагене» к школьному стадиону, где была проложена дорожка длиной в 400 метров. На зеленом поле стадиона какие-то ребятишки выгуливали собаку, а в дальнем углу спортивного комплекса, рядом с лесом, я различал фигуру в белых шортах с разрезами и без майки. Неизвестный спортсмен вращался вокруг собственной оси — вращался, вращался, а затем изо всех сил запустил ядро куда подальше, и все подпрыгивал на месте, провожая зорким взглядом полетевшее по высокой дуге ядро — до тех пор, пока снаряд не приземлился на приличном от него расстоянии.
— А знаешь, ты похож на меня, — сказала Бренда. — Только ты покрупнее.
— Мы были одинаково одеты: кроссовки, толстые носки, шорты цвета хаки, спортивные майки, — но я чувствовал, что Бренда имеет в виду не случайную похожесть нашей экипировки (если, конечно, это можно назвать случайностью). Уверен, она хотела сказать, что я наконец-то начинаю походить на того, на кого и должен походить. На Бренду.
— Давай наперегонки, — сказала она, и мы побежали по дорожке.
Метров двести за нами бежали мальчишки со своей собакой. |