Изменить размер шрифта - +
Дальше дорога была прорыта в береговой
насыпи,  и  по всей длине ее в насыпи были сделаны укрытия,  и в них  засела
пехота.  Солнце  садилось,  и,  глядя  поверх  насыпи,  я  видел австрийские
наблюдательные  аэростаты,  темневшие  на  закатном небе  над  горами по  ту
сторону  реки.  Мы  поставили  машины за  развалинами  кирпичного завода.  В
обжигательных печах и нескольких глубоких ямах оборудованы были перевязочные
пункты.  Среди  врачей было трое моих знакомых. Главный врач сказал мне, что
когда начнется и наши машины примут  раненых, мы повезем  их замаскированной
дорогой вдоль берега и  потом вверх, к  перевалу,  где расположен пост и где
раненых будут  ждать  другие  машины. Только бы  на  дороге не  образовалась
пробка, сказал он. Другого  пути не было.  Дорогу замаскировали, потому  что
она  просматривалась с  австрийского берега.  Здесь,  на  кирпичном  заводе,
береговая насыпь защищала нас от  ружейного  и  пулеметного огня. Через реку
вел только один полуразрушенный мост. Когда начнется артиллерийский обстрел,
наведут еще  один мост, а часть войск  переправится вброд у изгиба реки, где
мелко. Главный  врач был низенький человек с подкрученными кверху  усами. Он
был  в  чине майора, участвовал  в  ливийской  войне  и имел две нашивки  за
ранения.  Он  сказал,  что, если все пройдет хорошо,  он  представит  меня к
награде. Я сказал,  что, надеюсь, все  пройдет хорошо, и поблагодарил его за
доброту. Я спросил,  есть ли здесь большой блиндаж, где могли бы поместиться
шоферы, и  он вызвал солдата проводить меня. Я пошел за солдатом, и мы очень
быстро  дошли  до  блиндажа,  который  оказался очень  удобным.  Шоферы были
довольны, и я оставил их там. Главный врач пригласил меня выпить с ним и еще
с  двумя офицерами. Мы  выпили рому,  и  я  почувствовал себя  среди друзей.
Становилось темно. Я спросил, в котором часу начнется атака, и мне  сказали,
что как только  совсем стемнеет. Я вернулся к шоферам. Они сидели в блиндаже
и разговаривали, и когда я вошел,  они замолчали. Я  дал им по пачке сигарет
"Македония",  слабо набитых сигарет, из которых сыпался  табак, и нужно было
закрутить  конец,  прежде чем  закуривать. Маньера чиркнул  зажигалкой и дал
всем закурить. Зажигалка была сделана в виде радиатора фиата. Я рассказал им
все, что узнал.
     - Почему мы не видели поста, когда сюда ехали? - спросил Пассини.
     - Он как раз за поворотом, где мы свернули.
     - Да, весело будет ехать по этой дороге, - сказал Маньера.
     - Дадут нам жизни австрийцы, так их и так.
     - Уж будьте покойны.
     -  А как насчет того,  чтобы  поесть, лейтенант? Когда начнется, нечего
будет и думать об еде.
     - Сейчас пойду узнаю, - сказал я.
     - Нам тут сидеть или можно выйти наружу?
     - Лучше сидите тут.
     Я вернулся  к  главному врачу,  и он сказал,  что походная кухня сейчас
прибудет и шоферы могут прийти за похлебкой. Котелки он им  даст, если у них
своих нет.  Я  сказал, что,  кажется,  у них есть  свои.
Быстрый переход