Отсюда он мог
окинуть взором всю округу. Заслонив глаза рукой, он всматривался в горизонт.
Буйная майская растительность пробивалась сквозь каменистую почву.
Громадные кусты лаванды и вереска, побеги жесткой травы -- все это лезло на
паперть, распространяя свою темную зелень до самой крыши. Неудержимое
наступление зелени грозило обвить церковь плотной сетью узловатых растений.
В этот утренний час жизнь так и бурлила в природе: от земли поднималось
тепло, по камням пробегала молчаливая, упорная дрожь. Но аббат не замечал
этой горячей подземной работы; ему только почудилось, что ступени шатаются;
он передвинулся и прислонился к другой створке двери.
На два лье вокруг горизонт замыкался желтыми холмами;
сосновые рощи выделялись на них черными пятнами. То был суровый край --
выжженная степь, прорезанная каменистой грядою. Только изредка, точно
кровавые ссадины, виднелись клочки возделанной земли -- бурые поля,
обсаженные рядами тощих миндальных деревьев, увенчанные серыми верхушками
маслин, изборожденные коричневыми лозами виноградников. Словно огромный
пожар пронесся здесь, осыпал холмы пеплом лесов, выжег луга и оставил свой
отблеск и раскаленный жар в оврагах. Лишь порою нежно зеленевшие полоски
хлебов смягчали резкие тона пейзажа. Весь горизонт, казалось, угрюмо томился
жаждой, изнывая без струйки воды; при малейшем дуновении его застилала
завеса пыли. Только совсем на краю цепь холмов прерывалась, и сквозь нее
проглядывала влажная зелень -- уголок соседней долины, орошавшейся рекой
Вьорной, которая вытекала из ущелий Сейль.
Священник перевел свой ослепленный взор на село; немногочисленные дома
его в беспорядке лепились у подножия церкви. Жалкие, кое-как оштукатуренные
каменные и деревянные домишки были разбросаны по обе стороны узкой дороги;
никаких улиц не было и в помине. Всех лачуг было не больше тридцати: одни
стояли прямо среди навозных куч и совсем почернели от нищеты; другие --
более просторные и веселые на вид -- розовели черепицами крыш. Крохотные
садики, отвоеванные у скал, выставляли свои гряды с овощами; их разделяли
живые изгороди. В этот час село было пусто; у окон не видно было женщин;
дети не копошились в пыли. Одни только куры ходили взад и вперед, рылись в
соломе, забирались на самый порог; двери домов были распахнуты настежь,
словно . настойчиво приглашали солнце войти. У въезда в Арто на задних лапах
сидел большой черный пес и будто сторожил селение.
Мало-помалу аббата Муре начала одолевать лень. Подымавшееся все выше
солнце заливало его теплом своих лучей, и, прислонившись к церковной двери,
он радовался покою и сча-
стью. Он думал об этом селенье Арто, что выросло тут среди камней,
точь-в-точь как узловатые растения здешней долины. Все крестьяне состояли
между собою в родстве, все носили одну и ту же фамилию, так что с колыбели
каждому давали прозвище, чтобы отличать их друг от друга. |