|
Я ей ни в чем не мешаю, как и своему салату. Все это растет, как хочет... И надо быть таким болваном, как этот юродивый, чтобы видеть здесь какое-то зло... Где ты увидел зло и в чем, негодяй? Это все ты сам выдумал, скотина! И он снова встряхнул монаха. -- Отпустите же его, пусть он встанет,-- взмолился аббат Муре. -- Сейчас, сейчас... С некоторых пор девочка не совсем здорова. Я-то ничего не замечал, но она мне сама сказала. Ну, вот я и отправился в Плассан за вашим дядей Паскалем. Ночью так спокойно, никого по дороге не встретишь... Да, да, девочка не совсем здорова. Священник не находил, что сказать. Он понурил голову и пошатнулся. -- Она с такой охотой ухаживала за вами,-- продолжал старик.-- Бывало, курю трубку и слышу, как она смеется. Мне этого было вполне достаточно. Девушка -- все разно, что боярышник: все-то ее дело -- цвести да цвести... Словом, вы придете, если вам совесть подскажет. Быть может, это развлечет девочку... Покойной ночи, кюре! И он медленно приподнялся, все еще крепко держа монаха за руки: он опасался с его стороны какого-нибудь нового подвоха. А потом, не оборачиваясь, ушел твердыми большими шагами. Монах молча подполз к куче камней и, подождав, пока старик отойдет подальше, снова яростно запустил ему вслед две пригоршни камней. Но камни покатились по пыльной дороге. Жанберна даже не удостоил монаха своим гневом; прямой, как дерево, он удалялся в глубину прозрачной ночи. -- Вот проклятый! Сам сатана водит его рукой! -- пробормотал брат Арканжиа, с шумом бросая последний камень.-- Казалось бы, такого старика одним щелчком свалить можно! Он закален в адском пламени. Я чувствовал его когти! В бессильной злобе он топтал разбросанные камни. И вдруг повернулся к аббату Муре. -- Это все вы виноваты! -- закричал он.-- Вы должны были помочь мне. Вдвоем мы бы его задушили! На другом конце селения, в доме Бамбуса, шум все усиливался. Можно было явственно различить, как там стучат в такт стаканами по столу. Священник вновь зашагал, не подымая головы, направляясь к ярко освещенным окнам, за которыми точно пылали сухие виноградные лозы. Сзади мрачно плелся монах в запыленной рясе; из щеки его, рассеченной камнем, сочилась кровь. После короткого молчания он спросил своим грубым голосом: -- Вы пойдете туда? Так как аббат Муре не ответил, он продолжал: -- Берегитесь! Вы опять возвращаетесь ко греху... Стоило этому человеку пройти мимо, чтобы вся ваша плоть так и встрепенулась! Луна светила, и я увидел, как вы побледнели, словно девица... Берегитесь, слышите? На этот раз бог не простит вас. Вы окончательно погрязнете в скверне!.. Это мерзостная, животная похоть говорит в вас! В это время священник поднял, наконец, голову. |
