|
-- Бьюсь об заклад, вам так не сделать... Да ну же, посмейтесь хоть немного! Лучше елозить на спине, чем мечтать о подстилке из шкуры какой-нибудь негодяйки. Вы меня понимаете, не так ли? Подурачишься с минуту, потрешься спиной, вот и избавишься от скверны, успокоишься. Я, когда верчусь, воображаю себя божьим псом,-- вот почему я и говорю, что весь рай бросается к окнам, смотрит на меня и смеется... И вам не грех посмеяться, господин кюре! Все это я делаю не только ради святых, но и ради вас. Глядите, вот я кувыркаюсь для святого Иосифа. А сейчас для святого Иоанна, а теперь для архангела Михаила. А это вот -- для святого Марка и для святого Матфея. И, перебирая целую вереницу святых, он прошелся колесом по комнате. Аббат Муре сначала глядел молча, опершись кулаками на край стола. Но под конец и он улыбнулся. Обычно непомерная веселость монаха тревожила его. В это время тот оказался поблизости от Тэзы, и она пнула его ногой. -- Ну,-- сказала она,-- будем мы, в конце концов, играть или нет? Брат Арканжиа в ответ зарычал. Он встал на четвереньки и пошел прямо на Тэзу, изображая волка. Дойдя до нее, просунул ей голову под юбки и укусил за правое колено. -- Оставьте меня в покое! -- закричала та.-- Уж не мерзости ли у вас какие на уме? -- У меня?-- пробормотал монах. Его так развеселила эта мысль, что он точно прирос к месту, и не в силах был подняться.-- Эге, гляди-ка, ведь я чуть было не подавился, когда попробовал твоего колена. Ух, и грязное же оно!.. Я кусаю баб, а потом на них плюю, вот как! И он заговорил с Тэзой на "ты" и принялся плевать ей на юбку. Поднявшись, наконец, на ноги, он стал отдуваться, потирая себе бока. От взрывов смеха брюхо его сотрясалось, словно бурдюк, из которого выливают остатки жидкости. Наконец он серьезно и громко произнес: -- Давай играть... Чему я смеюсь-- это мое дело. Вам этого знать незачем, так-то, Тэза! Игра началась. Завязался ожесточенный бой. Монах бил по картам кулаками. Когда он орал "спор", стекла звенели. Тэза выигрывала. У нее давно уже было три туза; она подстерегала четвертого, сверкая глазами. Между тем брат Арканжиа занялся новыми шутками. То поднимал стол, рискуя разбить лампу, то бесстыдно плутовал и при этом нахально отпирался -- "для смеха", как он говорил потом. И вдруг на полный голос, словно певчий на клиросе, загремел "повечерие", да так и не переставал петь хриплым голосом, а в конце каждого стиха хлопал картами по ладони левой руки. Когда веселость его била через край и уж больше ее выразить было нечем, он всегда на целые часы затягивал "повечерие". Тэза это отлично знала; она нагнулась и крикнула среди рева, которым он заполнял столовую: -- Да замолчите вы, замолчите! Это невыносимо... Что-то вы слишком уж веселы сегодня. |
