Понимая это, я постарался отгородиться от внешних раздражителей и полностью погрузился в Чехова. Это было, в общем, несложно, Антон Павлович своими письмами как будто затягивал меня в свой мир, эпоху суетную, противоречивую, но все-таки не такую сумасшедшую, как наша.

    Людей, подобных ему, в реальной жизни я не встречал. Его жалобы на собственную лень были трогательны, а альтруизм граничил с чудачеством. Однако, подозревать его в неискренности у меня не было никаких оснований: поздние разговоры о том, что письма он писал в расчете на историю, не имеют, на мой взгляд, под собой никакой почвы. Популярность к нему пришла не сразу, а довольно поздно, после тридцати лет, да и не рассчитывал он, что его книги надолго переживут его земное существование. Он даже как-то Бунину сказал, что его забудут уже через семь лет после смерти.

    Пока я, практически безвылазно, пребывал в конце девятнадцатого века, мои «сокамерники» наслаждались обществом друг друга. Похоже было, что Ольга по-настоящему влюбилась в Гутмахера. Для меня в этом было много странного и первое - разница в возрасте. Сейчас, правда, сделалось модным выбирать объекты любви не среди ровесников, но разница почти в сорок лет была слишком велика. Как-то, когда Ольга мылась за ширмой и нас не слышала, я спросил об этом у Аарона Моисеевича.

    -  Формально вы правы, - согласился он. - Но у мужчин и женщин разные биологические особенности. Повышенная сексуальность у нас обычно бывает в возрасте от восемнадцати до двадцати восьми лет, а у женщин наступает после тридцати. В Олином возрасте девушкам интересен не, как вы это называете, секс, а романтика отношений, прелюдия любви, чего молодые люди, захваченные собственными страстями, как правило, дать им не могут. Вы слышали от женщин эпитет в адрес мужчин: «грязное животное»?

    -  Слышал, и не только этот.

    -  Так вот, мы в юном возрасте не грязные, а страстные животные, не умеющие или не знающие, как совладать со своими страстями. У меня, к сожалению, их осталось мало, но всего остального в избытке, так что несколько лет, пока Олюшка не повзрослеет, я ей подойду больше чем, извините, Алеша, вы.

    -  А перспектива, что будет через несколько лет?

    -  Так далеко я загадывать не берусь, - задумчиво произнес Гутмахер и покосился на закрывавшую умывальник занавеску. - Но, в любом случае, надеюсь, общение со мной принесет Оле пользу.

    Это было бесспорно, и я не стал углубляться в скользкую тему.

    -  О чем шепчемся? - поинтересовалась девушка, появляясь перед нами.

    -  Алеша переживает, что у нас с тобой большая разница в возрасте, - просто ответил Гутмахер.

    -  Да? - удивленно протянула девушка. - А сколько тебе лет?

    Я видел, что Аарону Моисеевичу не хочется отвечать на этот вопрос, но он преодолел себя:

    -  Шестьдесят один год.

    Ольга задумалась, наморщив лоб и подняв глаза к потолку. Я догадался, что она подсчитывает разницу в возрасте. Мы оба ждали, что она скажет.

    -  А ты хочешь на мне жениться? - совершенно не к месту спросила она.

    -  Я, я, конечно, хотел бы, то есть, хочу, но Алеша, в общем-то, прав… - замямлил Гутмахер.

    -  Хочу быть профессоршей! - заявила девушка, капризно надув губки.