Изменить размер шрифта - +
 – Отродясь ничего такого не писал. Там, что, и подпись моя стоит?

– Подпись стоит, а чья она – не знаю.

– Вот, значит, как?.. Нет, не писал. Видал, что делают, сволочи? Болел я в феврале. После того как закодировался, сильно переболел – ломало всего. А они, видать, уж и деньги мои делили под эту кампанию… Только за февраль я все отбил, как положено, по больничке получил. И заявление написал, чтоб, значит, с первого марта уволиться. Да та же Дуся и упросила отдежурить за нее первого и третьего, она к дочке куда‑то под Ленинград ездила, вишь, так за свой счет брать не хотела. Ну, мне оно вроде не в тягость – отдежурю, думаю.

Битник полез в портсигар за новой сигаретой. Евгений сопоставлял его рассказ с рассказом Таюшкиной, что‑то отметая сразу, а что‑то оставляя в памяти для возможной проверки. С одной стороны, информация о дрязгах в коллективе вахтеров общежития отношения к делу не имела; с другой – выталкивала на поверхность непредвиденную версию об умышленной замене дежурных в ночь убийства Козлова.

– Егор Александрович, а кто‑нибудь знал о том, что вы закодировались?

– Кто?

– Ну, комендант, вахтеры или кто‑то из жильцов?

– Нет. А зачем? Я по оказии, дружок в наркологическом объявился, он и свел.

– Скажите, а в ночь со второго на третье вы все время находились на дежурстве?

– Все время.

– Спали?

Битник вздохнул.

– Ну, спал, – признался он виновато и тут же попытался оправдаться: – Я привык там спать. А че мне не спать‑то? Дверь запер – и на боковую.

– А вот Таюшкина говорит, что вы не запирались.

– И так было. Это когда выпивал. Потому что будили, а я когда выпивал, ничего не слышал. А трезвый я плохо сплю, вполглаза. Чуть стукнет кто или там на улице каблучки – все слышу.

– А в ночь убийства вы во сколько спать легли, не помните?

– Как не помнить? Помню. В час. Запер дверь и лег. Когда Неля выходила, я еще не спал.

– Какая Неля?

– Грошевская, с телевидения. Из «Новостей». Она к Козлову похаживала, оставалась иногда. Раньше по соседству в общежитии жила, съехала полгода тому.

– Она, что же, невестой ему приходилась или как?

– Да кто их разберет, женятся‑недоженятся… Ну, в общем, в ту ночь она ушла от него в час. Ни тебе, понимаешь, «как жизнь?», ни «до свидания» – выскочила как ошпаренная, дверью хлоп! Навроде плакала, хотя точно утверждать не берусь, я только спину и углядел.

– А как узнали, что Козлов убит?

– Просто. Утром сосед его из триста третьего номера Полянский Виктор Денисович постучал – тихо. В семь утра Паша его разбудить просил. Сильнее постучал – ничего. Заглянул в замок – скважина платочком прикрыта. Говорит, думал, Нелька ночевать осталась – платочек‑то ейный навроде был, красный, газовый… Ну, осталась, не осталась – будить‑то все равно надо, раз просил. Ко мне спустился на вахту – не уходил? Нет, говорю. Она, говорю, ушла. Он – наверх. Не знаю почему – бах ногой по двери! Двери у нас те еще… И весь тебе сказ.

– Вы поднимались в триста первую комнату, когда узнали, что Козлов убит?

– Поднимался. Сбегает, значит, Полянский вниз, а у него очки упали. Подслеповатый он. Ну, мне кричит: «Набирай, – кричит, – милицию, Егор Александрович, Пашку убили!» Я испугался. Позвонил и наверх стал подниматься. Еще подумал: у него ж, у Козлова то есть, свой телефон в номере имеется… Короче, там уже не протолкнуться было в коридоре, все сбежались. Полянский никого в комнату не пускал, стоял в дверях, покуда милиция не приехала.

Быстрый переход