Я много читал об СС. В ней было и хорошее, и плохое. Как во всех армиях, во всех войсках и полках.
Кених усмехнулся. Его веселость отразилась в голосе.
– Королевская военная полиция и СС – это два совершенно разных понятия, могу вас заверить! – произнес он, выговаривая слова медленно и четко.
– Да, я знаю это, – ответил Гаррисон. – Но у меня такое чувство, что вы и полковник.., ну, что вы не были солдафонами и палачами.
– Одно скажу, мы были отличными солдатами, – ответил Кених. – Что касается того, были мы хорошими или плохими людьми, – как вы это назвали? – скажем так, полковник и я не получали удовольствия от наших обязанностей. И это правда. К счастью, полковник Шредер был действующим командиром, фактически мы постоянно были в зоне боевых действий то на одном фронте, то на другом. По моему, это было наказанием ему. Видите ли, он происходит из очень плохой семьи.
На липе Гаррисона появилось замешательство.
– То есть?
– Его дедушкой был генерал первой мировой войны граф Макс фон Зунденберг. А бабушка была еврейкой!
Гаррисон усмехнулся и немного отпил из стакана.
– Это могло бы объяснить его уклонение от уплаты налогов, а? – затем усмешка исчезла с его липа. Он сделал еще глоток. – Это очень дешевый бренди.
– Но вы любите его.
– Да, это так. Я провел два года на Кипре в звании младшего капрала и едва ли мог позволить себе пить что то другое. Можно сказать, что как пьющий человек я был воспитан на очень плохом бренди! Мы, младшие капралы, обычно пили двухзвездочные “Хаггипавлу”. Галон этого пойла можно было купить за пару фунтов.
– Я знаю, – от души рассмеялся Кених. – Именно поэтому я заказал самый плохой бренди в этом ресторанчике. Специально для вас.
Гаррисон попробовал еду – мясо в пряном соусе с грибами. На мгновение он улыбнулся, затем нахмурился. Его красивая бровь изогнулась, когда он повернул свои черные стекла в сторону немца. – Вы хорошо выполнили домашнее задание, Вилли Кених. Что вы еще знаете обо мне?
– Почти все. Я знаю, что вам нелегко жилось, когда вы были мальчиком, и что, кажется, вы стойко прошли через это. Я также знаю, что с этого времени вам не будет так трудно.
– Значит благодарность вашего полковника больше, чем просто вежливость?
– Вежливость? Он обязан вам своей жизнью. Я обязан вам его жизнью! и жизнью его жены, и жизнью Генриха, его сына. Вы заплатили зрением. Да, это более, чем просто вежливость...
– Мне ничего не надо от него.
– Тогда вы глупец, потому что он может дать вам все, – мгновение Кених пристально рассматривал свое отражение в темных овалах очков Гаррисона. – Почти все.
* * *
Их третья остановка была в какой то гостинице на горной дороге. Там они выпили пива и облегчились перед последним этапом своего путешествия. К этому времени Гаррисон чувствовал себя в компании Кениха очень уверенно, но он устал. Он ослабил галстук, расстегнул куртку и, откинувшись, дремал на заднем сидении, а огромный немец вел машину и мурлыкал в такт приятной музыке, доносившейся из радио.
Он еще дремал, когда они прибыли на место. Был ранний вечер, и где то совсем близко слышался смех. Поднялся холодный бриз и принес сосновый запах, сладко разлившийся в горном воздухе. Слышались звуки всплесков и крики подбадривания: “Плыви, плыви!” из открытого бассейна с подогревом.
Выбравшись из машины, Гаррисон подтянул галстук, застегнул на все пуговицы форменную куртку и опять вручил себя заботам Кениха. Ему не вернули палку, а провели в здание, в лифт, по коридору и ввели в комнату.
Это был долгий день, долгий, как восемь месяцев. Он запомнил, как Кених сказал: “Спокойной ночи!” и добавил что то о приятном завтрашнем дне. |