Гаррисон нашел кровать и с радостью опустился на нее, снова ослабляя галстук и расстегивая китель. Он сбросил начищенные до блеска ботинки и задал себе вопрос, так ли они были блестящи, как бывали прежде. Хотя, какая разница?

Затем, как раз перед тем, как он уснул.., какая то девушка с нежным голосом принесла ему стаканчик бренди, от которого ему еще больше захотелось спать. Девушка помогла ему справиться с одеждой, обращаясь с ним, как с младенцем. Нежно, словно могла повредить, она накрыла его прохладными простынями.

А затем...

* * *

– Доброе утро, – произнес все тот же нежный голос – голос той девушки. В нем слышался легкий немецкий акцент.

Гаррисон открыл глаза (он всегда делал так, автоматически реагируя на пробуждение) и услышал изумленное дыхание девушки. Он сразу же закрыл глаза и пошарил рукой в поисках темных очков – “наглазников”, как мысленно называл их. Как будто было недостаточно просто быть слепым, его глаза выглядели теперь особенно ужасно: совершенно белые и без зрачков. Ища на ощупь наглазники, молодой человек понял, что лежит совершенно голый, наверное во сне он сбросил простыни.

Найдя наглазники на прикроватной тумбочке, Гаррисон надел их и открыл пересохший рот, чтобы сказать что нибудь резкое.., и проглотил слова, готовые вот вот сорваться с языка. Девушка все еще была там, не двигаясь, она могла только наблюдать за ним. Он чувствовал ее присутствие, ее любопытство и его раздражение превратилось в ответное любопытство. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда его захватили врасплох.

Очень хорошо, если ей нравится созерцать его обнаженное тело...

Он откинулся на подушку и непринужденно положил руки под голову. Само действие – сознательный показ себя, бесстыдная нагота – возбуждали его. Он потянулся вниз и тихонько похлопал свою восставшую плоть.

– Доброе утро, – ответил он. – Красавец, не правда ли?

– Пожалуй, да. – Она придвинулась ближе. – Ты не собираешься вставать? Или, может быть, хочешь позавтракать в постели?

Гаррисон усмехнулся.

– А это что, предложение? – спросил он. Теперь он напрягся частично от того, что хотел писать, а частично – от могучего эротического присутствия этой девушки. По тону ее голоса можно было бы заключить, что она была не меньше его взволнована как созерцанием его наготы, так и его восставшей плоти. Но, с другой стороны, должна ли она? Она раздела его, ведь так? Он почесал живот и поинтересовался, какими именно были обязанности девушки.

– Все, что угодно, – сказала она и села на кровать так, что до нее можно было дотронуться. Гаррисон протянул руку и тронул ее бедро. Ладонь коснулась ее ноги, а пальцы – кромки шорт. Он улыбнулся ей. Секундой позже, после того как он не убрал руку, девушка взяла ее и переместила на его живот. Сразу после этого она отдернула свою руку и вскочила на ноги.

– Ой! – почти задохнувшись, вскрикнула она. – Ты – голый!

Гаррисон не мог сдержать смех.

– Господи! Хочешь сказать, что только заметила?

– Ну, да, – ответила она с негодованием. – Не думаешь ли ты, что ты единственный в мире... Правда поразила его, как удар грома.

– Слепой! – закончил он за нее.

– Да, – сказала она. – Я – слепая. Гаррисон перегнулся через край кровати, нашел свои простыни и накрылся. Затем он снова засмеялся, но на этот раз гораздо громче.

– А что в этом смешного? – сказала она холодно.

– Послушай, извини, – ответил он. Когда я думал, что ты могла видеть меня, то притворился, что не возражаю против этого, – он снова засмеялся.