– Ну, так? – обратился он через дверь.

– Ах, это, – произнесла она отстранение. – Это всего лишь из за того, что я запуталась в твоих простынях на полу и чуть не упала.

– Там были все мои простыни?

– Похоже, что все.

– Так все же ты знала, что я голый?

– Да, пожалуй, знала, но...

– Да?

– Ну, ты выяснишь это для себя довольно скоро. Если уже не знаешь. Видишь ли, это одна из трудностей, когда ты слеп, – не впасть в забвение. Маленькие вещицы приводят тебя в замешательство, ну, там, столкнешься с кем нибудь или опрокинешь чашку. А большие вещи – ты их просто не видишь!

Гаррисон усмехнулся, нашел кран и пустил воду в ванну.

– Благодари Бога за то, что можешь осязать, слышать и чувствовать вкус и запах, – крикнул он.

– А я так и делаю! – ответил она. – Я благодарю его каждый день.

Он сел на унитаз помочиться, чтобы не попасть мимо. Шум воды из крана заглушал его собственное журчание.

– Это не совсем то, что я хотел сказать, – произнес он. – Я имел в виду, что хотя и не могу видеть тебя, но по крайней мере могу ощутить тебя, узнать, какой у тебя вкус и запах. И звук твоего голоса.

– Да? А кто сказал, что ты можешь иметь все эти удовольствия?

– А кто может помешать мне? – спросил он. – Я почувствовал твой запах, прикоснулся к твоему липу, услышал, как ты говоришь, и узнал вкус твоих пальцев. И...

– И теперь ты хочешь узнать всю комбинацию в целом? Да? Или, возможно, с некоторыми вариациями для полноты картины?

– Пожалуй, что так.

– Мне кажется, Вилли Кених прав, – произнесла она. – Ты едва ли понимаешь, насколько тяжело твое увечье. И я повторяю, ты очень скорый мальчик, Ричард Гаррисон.

– Да нет, – ответил он, выходя из ванной. – Но это так, как ты сказала. Когда ты слеп, одна из трудностей – это неуверенность. Но на самом деле слепота дает много компенсаций.

Гаррисон нашел ее талию, притянул девушку к себе и поцеловал. Она не носила бюстгалтера, и через футболку ее груди, горячие и твердые, прижались к его груди. Через какое то время она стала отвечать на поцелуй, затем резко задышала и, когда его рука нашла ее грудь, отстранилась, удерживая его на расстоянии вытянутой руки.

– Слишком скор, – повторила она. Но ее голос охрип.

Неохотно он позволил отвести себя к двери и справился с халатом, висящим там. Затем Вики отвела его вниз.

Завтрак был обильным, английским (таким, какими обычно бывают английские завтраки) и отлично приготовленным. Он был сервирован в комнате, где по крайней мере одна стена была огромным окном, выходящим на восток. Гарри сон с наслаждением почувствовал ласку солнечных лучей на лице и руках. Более того, он обнаружил настоящий аппетит, – то, чего ему не хватало прежде, хотя он этого и не понимал. Он отдал должное сосискам, бекону, яйцам и томатам, за этим последовали кофе и тосты с мармеладом. В этот момент в комнату вошел Кених.

До сих пор Гаррисон и Вики были предоставлены сами себе, а с тех пор как они оба пришли к пониманию, что должно неизбежно случиться, никто из них не считал нужным много говорить. Пространство между ними было напряжено, как всегда происходит между будущими любовниками.

Поэтому появление Кениха было чем то вроде вторжения. Он ничего не сказал, но Гаррисон слышал, как открылась и закрылась дверь, и распознал уверенную походку другого человека, несмотря на то, что на полу столовой лежал дорогой толстый, пушистый ковер. Когда Кених подошел к столу, слепой капрал вздохнул и отставил свою тарелку.

– Доброе утро, Вилли, – сказал он. – Почему бы вам не присесть? В кофейнике еще много кофе, если хотите.

– Доброе утро, сэр, – ответил Кених.