– Ах ах ах, как смешно! – произнес он.

– Он столкнул тебя? – рассмеялась Вики.

– Да, вниз по желобу, – он по собачьи поплыл на ее голос.

– А теперь держись подальше, – сказала она, переворачиваясь на спину. – Я очень сильная в воде. И не люблю, когда меня окунают.

– Как вы, немцы, смешно картавите, – произнес Гаррисон.

– А ты не только скорый, но и очень грубый!

– Я и не собирался топить тебя, – засмеялся он. – А кто пригласил меня поплавать?

– Поплавать в том же бассейне, что и я, но не обязательно бок о бок, задевая меня. О! Он загнал ее в угол и подплыл ближе.

– Черт! Ты в купальнике.

– Да. Но ведь и ты в плавках. Глупо, конечно, в конце концов, здесь никого больше нет.

. – Здесь Вилли, – произнес Гаррисон, касаясь губами ее лба.

– Ну, Вилли не будет подглядывать, – Вики плеснула водой ему в лицо. – Ив любом случае, было бы на что смотреть, – она быстро отплыла прочь от него.

– Вики, – позвал он, плывя на звук ее всплесков, – может, Мне сегодня пораньше лечь спать?

– Да? – ее тон был равнодушным. – Значит, ты все еще чувствуешь усталость? Наверное, так действует на тебя горный воздух. Сама я не лягу допоздна.

– Не прикидывайся, что не понимаешь. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Знаю. И что, я должна пригласить тебя к себе в комнату? Все так просто?

– Ну, это было бы.., просто.

– А, может быть, я не хочу, чтобы было так просто.

Он снова поймал ее, подтащил ближе и на этот раз поцеловал в губы, прижимаясь к ней всем телом.

– Но ты же хочешь, – произнес он, немного отпустив ее.

– В центральном здании двадцать четыре комнаты, – ответила Вики, ее голос сразу стал напряженным и хриплым. – В полночь приходи ко мне в комнату и ложись со мной в постель.

– А какая комната твоя? – Гаррисон также говорил с трудом.

– Не скажу. Ни комнату, ни даже этаж.

– Черта с два! – он неуверенно засмеялся. – В хорошенькое же я попаду положение, если ошибусь.

– Тогда не ошибайся.

– И никаких подсказок?

– Гм, ничего не могу сказать. Только одно правило: ты не должен никого спрашивать. Я не хочу, чтобы это стало всем известно.

Она вырвалась от него и поплыла прочь. Минутой позже, он услышал, как ее ноги прошлепали по выложенной плиткой дорожке вокруг бассейна. Вики уходила в сторону центрального здания.

Эй! – крикнул он ей вслед. – Это все наше купание?

– Оно сделало свое дело, – бросила она ему. Гаррисон остался в тишине, вода мелкой волной билась ему в грудь. Оса зажжужала и опустилась на его плечо. Он нырнул, вынырнул и плавал еще минут десять – время, достаточное для того, чтобы прошло возбуждение.

* * *

Гаррисон съел только легкий ленч. От еды его отвлекали несколько вопросов. Не последнее место среди них занимала информация, что завтра он войдет в таинственное здание Шредера, где, очевидно, и найдет объяснение своему пребыванию здесь. Но перед этим ему предстояло встретиться с целой армией холодных профессионалов, которые буквально окружили и захватили его, – вернее его тело. Его долго фотографировали. Его фотографировали в статике и динамике, одетым и раздетым, сидящим, стоящим, идущим, говорящим и кричащим; в темных очках и без них, на цветную и черно белую пленку, со звуком и без.

Голос Гаррисона записывали на пленку во всех его проявлениях: говорящий, выкрикивающий команды на немецком и английском, ругающийся, в нормальном разговоре, при восклицании, раздражении или злости.