Изменить размер шрифта - +
Может, ему теперь есть что сказать, – проронил Боцман.

– Ребята! Возьмите все, деньги, машину... Только не убивайте... Не виноват я!..

– Машину мы уже взяли, – сказал Пастух. – А деньги твои... Что с тебя взять‑то? Ты вчера нас на пол‑лимона подставил. Ну! Ты хоть десятую часть этого сможешь вернуть?

– Верну, – хрипел человек. – Я все скажу! Я знаю, как вам вернуть свои деньги...

Пастух выдержал небольшую паузу.

– Снимите его. Ему неудобно так разговаривать. Стрельчинский упал на спину, перевалился на бок. На мокрый от бензина китель налипла хвоя.

– Уберите наручники, – приказал Пастух.

Майор схватился за лодыжки, на которых были выдавлены глубокие багровые следы.

Он сел, потом поднялся в рост между пятерых жестоких людей, со страхом глядя в глаза тому, которого счел за главного.

Пастух проронил:

– Отдышался? У тебя только один шанс успеть сказать правду. – И чиркнул зажигалкой.

– Я скажу...

– Кто приказал подставить моих ребят? Кто интересовался временем и местом нашего выезда? Кто нас кинул? – последнее слово старшой произнес в разрядку и поднес зажигалку к самому кителю, сразу как‑то особо резко пахнувшему бензином.

– Тимур! – почти крикнул Стрельчинский.

– Фамилия?

– Разве вы его не знаете? – удивился майор, но, поняв по движению Пастуха свою ошибку, заорал:

– Хабибуллаев!

– Кто это?

– "Бригадир" узбеков.

– Где найти?

– У него ресторан «Ташкент» и магазин.

– Это его рейсы регулярно идут с Байконура?

– Его.

– Почему думаешь, что это он?

– Он самолично разговаривал со мною про вас. Приказал вывести в точно обозначенное время, подвезти на своей машине к первому такси и договориться. Он бы меня убил, если...

Допрос был закончен.

– Живи и помни, – прервал Пастух излияния раздавленного майора, – что ты мне должен – жизнь и полмиллиона. И не говори ничего узбеку, а то он тебя точно спалит.

– Смотри не закури по дороге, – издевательски бросил на прощание Артист.

К удивлению Стрельчинского, вся «бригада», не обращая больше на него внимания, спокойно прошла к своей технике, расселась и укатила, не позарившись даже на его новенькую «ауди».

По дороге в машине висело молчание. Док курил в форточку.

– Ну что ты хмуришься, Док? – не выдержал паузу Артист.

Док выкинул сигарету и ответил:

– А я не хмурюсь, Семен. Этот парень работает на настоящую узбекскую наркомафию.

Он прекрасно знает все правила игры, знает, что бывает с ослушниками и стукачами. Мы играли роли точно таких же уголовников‑наркокурьеров и, чтобы он в нас поверил, должны были напугать его больше, чем узбеки. Мы и напугали. Я все прекрасно понимаю. Понимаю, что мы только играли роли и при этом прекрасно знали, что мы – не они. Мы выполнили то, что должны были, потому что ставка очень высока... – Все это Док произнес монотонным, размеренным голосом.

– Тогда что же ты хмуришься, Иван? – снова спросил Артист.

– Противно.

– Да это же... – начал Артист.

– Не агитируй меня, я за вас, точнее, за нас, – остановил его Док. – Я бы убил этого хлюста – и рука бы не дрогнула. А вот так изгаляться, размазывать по земле, как слизняка, – противно.

Все снова замолчали до тех пор, пока Пастух не произнес:

– Да, малость переборщили.

Быстрый переход