На разных участках моста играли сразу три или четыре ансамбля. Бард‑ирландец с девушкой собрал вокруг себя толпу и заставлял ее подпевать себе, устраивал перекличку стран. Из толпы охотно откликались, находя радость в этом утверждении музыкального интернационала:

– Германия?

– Йа‑йа!

– Польша?

– Естесьмы.

– Россия?

– Тут! – послышался смех земляков.

Джазмены‑старички классического бэнда, которые свинговали неподалеку, казались в сумерках настоящими неграми. Трубач закатывал белки глаз, стоило кому‑то из туристов направить на него фотоаппарат.

– Сюда бы Трубача, – не выдержал Муха, – Вот бы кто порадовался.

Джаз‑бэнд обогатился на несколько долларовых бумажек, брошенных ими в огромную шляпу, – в поминовение погибшего товарища‑музыканта.

Они посидели на траве у воды, праздным глазом поглядывая на пестроту огней.

– Я бы лучше на концерт сходил, – сказал Артист. – Правы все‑таки хиппи: «Make love – not war».

– Это что? – поинтересовался Боцман.

– "Занимайся любовью, а не войной", – объяснил Муха.

– Травку и «порошок» им, между прочим, поставляют тоже Амир и Тимур, – заметил Боцман. – Чтоб они занимались любовью на траве.

– В чем‑то я завидую им, – сказал Док. – Даже тому, что отсюда они поедут не на стройки комсомола, а в Голландию – покурить официально разрешенную марихуану.

– И кем бы ты был сегодня, если бы вместо политинформаций посещал курильни? – спросил Пастух.

– Не знаю. Скорее всего – никем, а может быть – счастливым беззаботным человеком.

– Сто лет не чувствовал, что отдыхаю, – признался Голубков.

– А вы здесь когда‑нибудь раньше бывали, товарищ полковник? – спросил Муха.

– В шестьдесят восьмом, с танковой бригадой, – холодно сообщил Голубков. – В звании лейтенанта.

– А я на Чесне рыбачу, когда захочу отдохнуть, и ничем не хуже. Приезжайте, – позвал Пастух.

– Ушицу сварганим, – поддержал Муха.

– Все, кто вернется, – отметил Артист.

– Что‑то ты нервный стал, Семен, – проговорил Док. – К работе эмоции примешиваешь.

– А ты не примешиваешь?

– Когда работаю – нет, – резко ответил Док. – Это потом я могу думать, ненавидеть, гордиться собой. А во время работы я спокоен, как машина.

– Многие и потом ни о чем не думают, – сказал Пастухов. – И вообще никогда не думают.

– Вам, ребята, замполит нужен, – сказал Голубков. – Вот всем хорошая группа: инициативная, надежная, профессиональная, самостоятельная, а чего‑то вам не хватает... Или, наоборот, что‑то у вас лишнее...

Док посмотрел на полковника:

– Вы, Константин Дмитриевич, хотите невозможного. Если группа способна на самостоятельные действия, значит, она совершает мыслительные процессы. А человек не может думать только в строго отведенных рамках. Он начинает думать обо всем на свете. Даже, представьте, о начальстве и его приказах. Как это ни печально...

– Спокойно, – остановил его Пастух. – Действия начальства, если будет желание, обсудишь у меня на Чесне после выполнения боевого задания.

– Наверное, нелегко бывает нас прикрывать перед Нифонтовым, – пытаясь смягчить возникшую неловкость, заметил Муха полковнику, снова нарушая тонкости субординации.