– Честно сказать, я об этом и думаю, – вполне искренне сказал Алексей, у которого все‑таки стало немного легче на душе от слов Довлата.

– Будет жаль, если ты покинешь страну, потому что ты один из лучших специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и ты один из немногих среди военных, с кем мы по‑настоящему плодотворно сотрудничали все это время.

Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который вернулся в страну, как только речь зашла о ее независимости, и стал действующим политиком.

Он быстро превратился в одного из лидеров демократической оппозиции в стране, где клан Рахмонова захватил власть и силился ее удержать. Ему пришлось пойти на уступки и включить в правительство представителей демократической и исламистской оппозиции, чтобы сохранить достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе.

Именно тогда Довлат стал заместителем министра социального обеспечения. На севере шли непрерывные бои и стычки. Наблюдатели ООН и российские войска не давали развязаться полномасштабной гражданской войне. Со стороны Узбекистана, Пакистана, Афганистана подпитывались исламисты, все более набирая политический и военный вес. Демократической оппозиции приходилось плохо, она теряла сторонников. В ее представителей начали стрелять. И за всем этим стояли героиновые деньги.

Алексей, с которого схлынула ярость, представил себе всю трудность положения Худайбердыева, который балансировал на столь тонком азиатском канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей почувствовал неловкость:

– Я еще никуда не сбежал, Довлат, не прощайся со мной. Это просто усталость и упадок сил после похорон.

– Каких похорон? – удивился Худайбердыев.

– Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...

– Лиза? – Лицо Довлата отразило искреннее переживание. – Я ничего не знал, меня не было две недели, и мне никто ничего не сказал. Мои соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у тебя такое горе. Как же дочка?

– Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.

– Не будем об этом, – предложил Алексей, – Как твои дела?

– А разве ты не понимаешь? Деньги и оружие у исламистов, у торговцев наркотиками, у правительства. Что у нас? Пятьдесят наблюдателей ООН, гуманитарная помощь, неопределенные обещания – но только в том случае, вели мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а оттуда и в Америку.

Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.

Худайбердыева громко позвали из какой‑то оживленной группы людей.

– Извини, Алексей, надо помогать хозяину вечеринки. Заглядывай ко мне безо всякого стеснения. Я теперь понимаю, отчего ты сторонился меня в последнее время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не в силах отдать их под трибунал.

Алексей вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла, и стало горячо. «Не суетись, старик, – говорил он себе. – Ты же понимаешь, что отсюда надо убираться. А потому надо думать, кто сможет серьезно отнестись к твоему предложению. Разве ты предполагал, что торговать государственными секретами так же просто, как пирожками? Налетай, торопись...»

Глава третья. Обмен ударами

Тревожный звонок раздался, как и положено, на рассвете:

– Слушаю, Пастухов.

В телефонной мембране, не вмещаясь в диапазон, рокотал низкий голос Боцмана:

– Здравствуй, Пастух! Сережа? Не разбудил?

– А, Боцман. Не беспокойся, в деревне утро раннее. Что случилось?

Было понятно, что без серьезных причин Боцман не станет тревожить в такой час.