Вот они целыми семействами движутся по белым от пыли дорогам на осликах или покладистых маленьких пони, блестящих как каштаны; глаза у цыган черные, словно ягоды терновника, кожа почти дочерна сожжена солнцем, волосы растрепаны, лохмотья - под стать прическам. Их таборы при всей своей нищете - само очарование: на дюжине костров дюжина котлов, в которых булькает всякая всячина; старые женщины, сидящие на корточках в тени грязных палаток с односкатной крышей, старательно ищут насекомых в головах у малышей; ребятишки постарше, встрепанные, как листья одуванчиков, с криками катаются и играют в пыли. Те из мужчин, у которых есть побочная работа, заняты ею: один связывает разноцветные воздушные шары, так что вместе они образуют причудливые звериные морды; другой - похоже гордясь, что будет показывать представление театра теней с Карагеозисом <Карагеозис - буквально: "черноглазый" - герой грече ского фольклора типа нашего Петрушки>
, подновляет фигурки и повторяет кое-что из вульгарных шуток и непристойностей означенного героя, вызывая хихиканье красивых молодых женщин, помешивающих варево в котлах или что-то вяжущих где-нибудь в тенечке.
Мне всегда хотелось сдружиться с цыганами, но они - осторожный и недоверчивый народ - едва терпели греков.
Моя же выгоревшая добела на солнце копна волос и голубые глаза автоматически вызывали у них подозрение, и хотя цыгане и разрешали мне бывать у них в таборе, но никогда не шли на контакт - в отличие от крестьян, с охотой рассказывавших о своей личной жизни и чаяниях. Однако именно цыгане оказались, хоть и косвенно, виновниками переполоха в нашем семействе. На этот раз я был совершенно ни при чем.
...Близился к концу необыкновенно жаркий летний день. Мы с Роджером устали как собаки, преследуя крупную и очень возмущенную змею вдоль разрушенной каменной стены. Но стоило нам преодолеть одну часть стены, как эта тварь благополучно переползала на другую. В конце концов мы вынуждены были признать свое поражение и теперь, взмокшие, запыленные и изнывающие от жажды, топали восвояси. У меня была только одна мечта - напиться чаю. За поворотом открылась небольшая долина, и тут я увидел человека, чем-то похожего на необыкновенно большую собаку. Я подошел поближе, пригляделся - и не поверил глазам своим: с человеком был медведь. Я так удивился, что невольно вскрикнул.
Медведь встал на задние лапы и повернулся ко мне. Человек тоже повернул голову. Оба с мгновение вглядывались в меня, а затем человек помахал рукой, как бы приветствуя случайного встречного, и продолжил раскладывать под оливой свои пожитки, а медведь вновь уселся на корточки и стал с интересом наблюдать за своим хозяином.
Преисполненный волненья, я сбежал вниз с холма. Я слышал, что в Греции есть танцующие медведи, но видеть их еще не доводилось. Упустить такую возможность было никак нельзя. Подбежав поближе, я громко поздоровался, и хозяин медведя, оторвавшись от своего занятия, ответил мне довольно вежливо. Я понял, что это - настоящий цыган: темные жгучие глаза, иссиня-черные волосы; но выглядел он более респектабельно, чем большинство его соплеменников: на нем был аккуратно починенный костюм и даже ботинки, что в те годы являлось знаком отличия даже среди земледельческого населения острова.
Я спросил, можно ли подойти поближе без риска для жизни, - медведь хотя и был в кожаном наморднике, но не был привязан.
- Да, подходи, - сказал человек. - Павло не тронет. Только оставь собаку.
Я взглянул на Роджера и увидел, что пес хоть и храбрится, но вид медведя ему явно не нравится и остается он со мной только из чувства долга. Когда я приказал ему отправляться домой, Роджер посмотрел на меня благодарным взглядом и, напустив на себя безразличный вид, неспешно потрусил вверх по склону холма. |